контролировать. Я не причиню тебе зла.
Он поднял руку и затуманенным взглядом смотрел, как все грани становятся расплывчатыми и неясными. На глаза попалась когтистая лапа — человеческая рука, облаченная в потрескавшийся алый керамит, черные когти с невероятной нежностью поглаживали волосы женщины. Некоторое время он просто наблюдал, как его новые когти притягивают скудный свет слабо освещенной комнаты. Металл брони стал керамитовой кожей, а когти рукавиц — его собственными когтями.
— У тебя изменился голос, — сказала она.
Его зрение сфокусировалось, все очертания обрели былую четкость. Лапа стала обычной рукавицей, а рука такой же человеческой, как всегда.
— Не беспокойся, — сказал Аргел Тал. — Так или иначе, скоро все закончится.
Гал Ворбак недолго оставались в уединении. Большинство воинов покинули свои запертые комнаты спустя несколько ночей. Ксафен вышел первым и, казалось, нисколько не изменился, хотя никогда больше не появлялся на палубах корабля без шлема. И в проволочной курильнице, установленной на заплечной силовой установке, всегда горел огонек, оставлявший за капелланом запах угля и пепла. Все свое время он посвятил посещению братьев по Гал Ворбак в их комнатах для медитаций, но больше никого туда не допускал. Аргел Тал покинул комнату Кирены после трех ночей. Как и ожидал Несущий Слово, Аквилона он обнаружил в зале для тренировочных боев.
— Я так и знал, что ты здесь, — сказал он.
Кустодес отступили друг от друга: Аквилон вел поединок с Ситраном, оба воина держали в руках активированное оружие, и оба были в полном боевом облачении, включая увенчанные плюмажами шлемы.
Ситран деактивировал свою алебарду, и клинок отозвался щелчком прерванного потока энергии. Аквилон опустил оружие, но оставил его включенным.
— Твоя медитация затянулась, — заметил он, встречая Аргел Тала взглядом рубиновых линз.
— Брат, неужели я слышу подозрение в твоем голосе? — Аргел Тал усмехнулся под щитком шлема. — У меня было много поводов для размышлений. Ситран, не одолжишь ли ты мне свою алебарду? Я хочу сразиться.
Ситран, не говоря ни слова, повернулся к Аквилону, и вместо него ответил «Оккули Император»:
— Наше оружие настроено на генетический код. В твоих руках оно не активируется. Кроме того, позволить кому-то другому прикоснуться к оружию, врученному нам лично Императором, считается для нас тяжким прегрешением.
— Хорошо. Я не хотел никого оскорбить. — Аргел Тал прошел к оружейной стойке и пристегнул к своим перчаткам пару древних, изрядно побитых силовых когтей. — Начнем?
Шлем Аквилона слегка наклонился.
— С включенным оружием?
— Duellem Extremis, — подтвердил Аргел Тал и сжал кулаки, чтобы активировать силовое поле вокруг длинных когтей.
Ситран вышел из тренировочной камеры, заперев внутри своего командира и Алого Повелителя. Он сотни раз наблюдал за поединками Аргел Тала и Аквилона и, согласно тщательным подсчетам, ожидал поражения Несущего Слово через шестьдесят или восемьдесят секунд.
Прозвучал сигнал к началу поединка. За пять секунд клинки зазвенели одиннадцать раз, и на этом схватка закончилась.
— Еще раз? — спросил Астартес.
Он услышал взволнованный вздох Ситрана. Аквилон ничего не сказал.
— Что-нибудь не так? — поинтересовался Аргел Тал.
С когтями на рукавицах он не мог предложить руку Аквилону, чтобы помочь ему подняться с пола.
— Нет. Все в порядке. Просто я не ожидал, что ты будешь атаковать.
Кустодий встал на ноги, и узлы его брони загудели, напрягая искусственные мускулы, связки и сухожилия.
— Повторим?
Аквилон поднял свой длинный клинок:
— Повторим.
Оба воина бросились навстречу друг другу, и каждый удар сопровождался вспышкой сталкивающихся противоположных полей. В каждую секунду клинки успевали соприкоснуться не меньше трех раз и тут же отскочить назад. Всего спустя несколько мгновений потревоженные электрические поля насытили воздух запахом озона.
На этот раз силы воинов были примерно равны. Аргел Тал учитывал не только мощь своих когтей, но и возможные движения противника и предоставляемые ими возможности. Это всегда позволяло ему оказывать сопротивление превосходящему противнику, такому как Аквилон. А теперь он использовал свой природный дар с ловкостью, не уступавшей ловкости кустодия, и Аквилон впервые за всю историю их поединков был вынужден отчаянно защищаться.
Он заметил изъян в неожиданных выпадах Несущего Слово — оттенок грубости, намек на утрату баланса — и нанес ответный удар, как только представилась возможность. Его клинок плашмя ударил в нагрудник Аргел Тала и отбросил магистра назад. Закованный в алую броню воин еще не успел коснуться палубы, а на губах Аквилона уже заиграла улыбка.
— Вот так. Баланс восстановлен, и ты там, где тебе и надлежит быть, — на полу.
— Я тебя почти одолел.
— У тебя не было ни единого шанса, — возразил кустодий, не совсем уверенный в правоте своих слов. — Но ты изменился брат. Стал более энергичным. Более возбужденным.
— Я и чувствую себя иначе. А теперь извини — мне необходимо кое-что сделать.
— Как скажешь, — ответил кустодий.
Аквилон и Ситран проводили взглядами уходящего Астартес.
Аквилон нарушил установившуюся тишину.
— Что-то переменилось, — произнес он.
Ситран, верный обету молчания, только кивнул.
Глава 24
ИССТВААН V
ИЗМЕННИКИ
ОДЕТЫЕ ПОЛНОЧЬЮ
Исстваан — ничем не примечательное солнце, расположенное вдали от Терры, драгоценного Тронного Мира Империума.
Третья планета системы, находящаяся на благоприятном расстоянии от светила, что обеспечивало условия для жизни людей, яростью Хоруса Луперкаля была обращена в зараженную вирусами массовую могилу. От населения не осталось ничего, кроме отравленного пепла, рассеянного над безжизненными континентами, а развалины городов чернели пятнами обгоревшего камня. Всего за один день цивилизация канула в небытие. После проведенной флотилией Воителя орбитальной бомбардировки зажигательными снарядами и торпедами, насыщенными вирусами, весь мир обратился в ничто.
Теперь Исстваан III безмолвно двигался по своей орбите, почти величественный в своем абсолютном опустошении. Он стал покрытым шрамами надгробным памятником погибшей империи.
Пятая планета системы отличалась более холодным климатом, подходившим только самым стойким и генетически закаленным формам жизни. В ее небесах постоянно бушевали шторма, поверхность была покрыта тундрой, и ничто в этом мире не обещало легкой жизни тому, кто осмелился бы ступить на ее
