— Как прикажешь, — сказал Меркуциан.
Он бродил по коридорам корабля и вглядывался во тьму сквозь красное стекло глазных линз и мерцающее перекрестье белых линий целеуказателя. На ретинальном дисплее высветилась руна: глиф с именем его брата мигал, настойчиво привлекая к себе внимание. Движением век он активировал руну, чтобы ответить:
— Что стряслось?
— Собираемся в Зале памяти, — ответил Талос.
— Скукота какая. А зачем?
— До того как мы причалим, хочу услышать полный перечень необходимых ремонтных работ.
— Вот я и говорю, — подтвердил Сайрион, — скукота же.
— Просто шагай сюда. — После этого Талос отключился.
Божественные механизмы наполняли Зал памяти гулким эхом: сервиторы что-то поднимали или тянули, сверлили или забивали. Все они носили черные туники с капюшонами, на спине у каждого — крылатый череп, символ легиона. Нострамские глифы, вытатуированные у некоторых на лбу, указывали, что это бывшие рабы, в наказание за мелкие проступки подвергнутые лоботомии и аугментации.
Десятки рабочих и сервиторов трудились у столов и конвейеров: они собирали разрывные снаряды для болтеров, которыми были вооружены воины легиона. Другие работали у настенных консолей — они проводили глубокое сканирование корпуса корабля и руководили ремонтными бригадами. Гомон голосов, стук инструментов, лязг металла сливались в одну сплошную волну шума.
У одной из стен, подвешенные к потолочным креплениям и опутанные цепями, покоились четыре огромных саркофага. Только один был все еще защищен стазис-экраном, и хотя синеватая дымка экрана скрадывала детали, видно было, что его треснувшая поверхность наполовину восстановлена.
Корабль в очередной раз накренился, и гробы дредноутов задрожали, гремя цепями. Каждый саркофаг был настоящим произведением искусства, созданным из благородных металлов и заботливо украшенным резным орнаментом. Такая кропотливая работа была по плечу только опытному ремесленнику и не имела ничего общего с простыми техническими операциями, которые обычно выполняли рабочие и невольники.
Собравшись вокруг центрального гололитического стола, воины Первого Когтя переглянулись. Трехмерное изображение, вращавшееся перед ними вокруг своей оси, представляло «Завет крови», но там и тут эфемерные контуры голограммы разрывали красные пятна аварийных сигналов. Каждый раз, когда по кораблю проходила очередная волна дрожи, проекция начинала мерцать.
— Выглядит не очень хорошо, — заметил Сайрион.
— Точно, — проскрипел Люкориф. — Совсем не хорошо.
Его присутствие в зале стало для Первого Когтя неприятным сюрпризом. Талос сразу же догадался, что раптор здесь по поручению Возвышенного — капитанский соглядатай.
— Техноадепт, — Талос повернулся к Делтриану, — мне нужен полный список ремонтных работ, которые нужно провести, и необходимых для этого материалов. Еще мне нужно знать, сколько ориентировочно времени займет капремонт и, соответственно, сколько «Завет» пробудет в доке.
Талос стоял рядом с Делтианом, напротив них — Ксарл и Люкориф. Между этими тремя воинами было мало общего. Талос был в полном доспехе легионера и только снял шлем, который положил на край стола; клинки в ножнах, взгляд спокойный. Люкориф прятал лицо за плачущей маской (Талос подозревал, что раптор ее вообще не может снять) и неуклюже клонился вперед, балансируя на керамитовых когтях и стараясь удержаться в вертикальном положении. Ксарл тоже снял шлем, прикрепил его у бедра и теперь стоял неподвижно. Лицо воина покрывала сетка шрамов, каждый из них — символ неприятных воспоминаний; взгляд черных глаз метался от Талоса к Люкорифу. Ксарл даже и не думал скрывать, что следит за обоими: он чувствовал, что между ними начинается соперничество, и внимательно наблюдал за развитием событий.
Делтриан же улыбался, потому что Делтриан улыбался всегда. Его хромированному черепу, скрытому под черным капюшоном, иная мимика была недоступна. Когда техножрец говорил, было видно, как движутся вены/провода и кабели/мускулы на его лице и шее, а голос напоминал монотонное бормотание робота.
— За последние восемь месяцев маршевые двигатели для полета в имматериуме подверглись нежелательно высокому уровню вредоносного воздействия, — сделав паузу, Делтриан перевел взгляд изумрудно-зеленых окуляров на Люкорифа, — но их рабочие показатели еще остаются в допустимых пределах.
От лица техноадепта донеслось тихое шипение: специальные форсунки, встроенные в слезные протоки, распылили на его «глаза» охлаждающий аэрозоль. Талос не удержался и украдкой бросил взгляд в его сторону. Вежливость и уважение заставляли его скрывать любопытство, но принципы, которыми Делтриан руководствовался в самореконструкции, оставались для него загадкой. Зачем техножрецу из марсианских Механикум создавать себе тело, которое будет точным аугметическим подобием освежеванного человека? Причина, как подозревал Талос, была в том, что Делтриан подпал под влияние Восьмого легиона: с этой точки зрения образ, внушающий ужас смертным, явно был уместен.
А может быть, это вопрос веры. Может быть, искусственный человеческий скелет, в который Делтриан превратил свое тело, должен был напоминать, с одной стороны, о тех многочисленных изменениях, на которые он пошел в погоне за механическим совершенством, а с другой — о бренном вместилище, с которого все началось.
Поняв, что глазеет уже в открытую, Талос виновато улыбнулся и сосредоточился на голопроекции.
Хромированным когтем Делтриан указал на красные пятна, расцветившие корпус:
— Поврежденные системы расположены в этих точках. В этих местах, — он указал на пять областей на изображении, — корпус требует капитального ремонта. Что касается основных систем, Девятый легион нанес серьезные повреждения генераторам реальности. До сих пор ремонт, проводимый личным составом, обеспечивал возможность маршевого полета в эмпиреях, но без докового ремонта генераторы реальности очень скоро перейдут в защищенный режим, и варп-двигатели нельзя будет запустить.
— Почему? — спросил Ксарл.
— Потому что повреждено поле Геллера, — ответил Талос. — Если не починить генераторы щитов, варп-двигатели долго не продержатся.
— Да, — подтвердил Делтриан. Ему понравилась прямолинейная точность слов воина, и он кивнул тому, кто значился в его памяти как «легионес астартес один-два-десять; предпочтительное обращение: Талос». — Все верно.
— Девятый… Кровавые Ангелы, — прохрипел Люкориф. — Теперь не легион.
— Принято. — Делтриан на мгновение склонил голову. — Записано.
— Неисправности в поле Геллера? — Сайрион указал на голопроекцию.
Вокспондер, встроенный в гортань Делтриана, выдал короткую серию машинного кода:
— Критические неисправности. Дефекты, устраненные временным ремонтом, будут вновь возникать все чаще. Чем дольше мы остаемся в имматериуме, тем выше риск, что поле не выдержит.
— На это уйдут недели, — Талос покачал головой, не отводя взгляда от вращающейся гололитической модели. — Если не месяцы.
Всплеск беспорядочного цифрового кода, который вырвался из голосового модуля Делтриана, больше чем когда-либо походил на ругательство.
— Неисправность имматериумного двигателя — не главная проблема «Завета». Смотрите.
Скелетообразные пальцы адепта набрали на клавиатуре стола новую команду. Голопроекция задрожала, и еще несколько секций корпуса окрасились алым. Не дождавшись от воинов никакой реакции, Делтриан издал металлический рык.
— Я повторяю:
— Да, вижу, — соврал Сайрион. — Теперь все понятно. Но объясни отдельно для Узаса.
Талос раздраженно посмотрел на брата, призывая его замолчать.
