Она набрала воздуха, чтобы ответить, но он заставил ее умолкнуть быстрым:
— Хозяйка, — произнес он. — Кто-то идет.
Дверь открылась, и появился Септим. Позади него в глубине коридора стояли на страже Ксарл и Узас. Она услышала пощелкивание шлемов. Несомненно, они спорили между собой. Похоже, Ксарл пытался на чем-то настоять, а Узас не обращал на это внимания.
— Судя по всему, мы промахнулись мимо цели, — казалось, слуга говорит неохотно. — Талос хочет, чтобы ты приготовилась снова вести корабль.
Она молча потянулась за кабелем подключения. Пока она полностью не соединится с кораблем, и ей не поставят личное кресло, придется делать так.
Брекаш из Кровоточащих Глаз двигался по коридору, перемещаясь на двух ногах, но останавливаясь каждые несколько шагов, чтобы втянуть носом грязный воздух. Как и Первый Коготь, Кровоточащие Глаза совершили абордаж, почти не найдя для себя развлечений и не встретив никакого сопротивления.
Брекаш опять остановился, нюхая воздух слева.
В стене что-то скреблось. Что-то с когтями.
Брекаш издал через ротовую решетку вопросительный шум — не вполне речь и не вполне визг.
В ответ раздался рев, приглушенный металлом. Что-то заперто в железной коже корабля? Грызун, быть может.
Брекаш не знал, что ему следует делать. Он нерешительно и раздраженно потянулся за цепным мечом, но не нажал активационную руну. За очередным ворчанием последовали три глухих удара, словно с другой стороны по стене постучали костяшками пальцев.
В ответ он поскреб по стене коридора когтистой перчаткой, как будто предупреждая обитавшего там мутировавшего паразита, кем бы тот ни был.
— Люкориф, — произнес он по воксу. — Тут… в стене существо.
Патрулировавший грязные палубы «Эха» предводитель Кровоточащих Глаз остановился.
— Повтори, — передал он.
Повтор от Брекаша пришел с искажением, и Люкориф позволил себе издать в вокс насмешливое карканье.
— Ты скачешь в тенях, брат.
Брекаш издал серию коротких отрывистых воплей. Это был самый жалкий звук, какой Люкорифу доводилось слышать от собрата-раптора за всю его жизнь — подражание призыву о помощи нострамского кондора.
А затем с окончательным фарфоровым треском связь оборвалась.
— Ловец Душ, — сказал в вокс предводитель рапторов, — на этом корабле что-то на нас охотится.
Воин, называвший себя Калеб Валадан — помимо множества прочих титулов, заработанных на службе Тирану Бадаба — умер не славной смертью, которую всегда предвидел для себя. Не было кучи мертвых врагов, стоя на которой можно было бы истечь кровью. Не было одобрительных голосов почтенных братьев, которые салютуют и чествуют победоносного павшего.
Когда он лишился последних остатков человечности, у него даже не было оружия в руке, как будто он был беззубым стариком, умирающим на смертном одре, а не чемпионом, за плечами которого были два века сражений.
Умирая, Калеб познал две вещи. Первой была боль. Второй — огонь.
Он был не в силах определить, где кончалось одно и начиналось другое, если эти два понятия вообще можно было отделить друг от друга, принимая во внимание, что произошло. Однако именно они запомнились ему в первую очередь.
Корабль вошел в варп.
Он видел, как это произошло. Все они видели, как звезды завертелись на своих местах, а корабль застонал до самой своей металлической сердцевины. Несколько его воинов, словно моряки, которые бросают тонущее судно, соскочили с киля, предпочтя смерть от холода в бескрайней пустоте попаданию в Море Душ.
В одно мгновение он был прикреплен подошвами к обшивке корабля, держал в руке топор и врубался в покатое железо, чтобы проложить себе путь обратно внутрь. А в следующее уже тонул и захлебывался жидким пламенем, задыхаясь, пока оно разрушало его снаружи и испепеляло изнутри.
За один удар сердца он умер дюжиной смертей и почувствовал каждую из них.
Как и его братья. Когда расплавленная муть нахлынула на корабль и окутала всех, он видел, как большинство сорвалось с корпуса. Воины, вместе с которыми он служил на протяжении десятилетий, а то и веков, кружились, уносясь прочь в бурлящее безумие варпа, растворяясь и крича. На пылающих костях некоторых задержались вопящие призрачные фигуры, пока бушующие потоки не пожрали сами души, уничтожив их , а затем унесли останки, чтобы растворить их в обрушивающихся волнах.
Он отказался сдаваться. Расплавленный океан вырвал у него из руки топор, затем содрал с тела доспех, но он не ослаблял хватку. Плоть сорвало с костей, а кости отделило от души. Но он продолжал крепко держаться.
Затем пришла тень, которая была столь огромной и темной, что заслонила воющее колдовское свечение не-пространства.
Калеб снова взглянул на звезды. Подлинные звезды, мигающие сферы далеких солнц, которые блестели в ночи, и корпус корабля под ногами.
Не мертв. Совсем не мертв. Облачен в керамит Корсаров, в руке топор.
Но один. Абсолютно один на обшивке корабля, с оружием, но без братьев.
Калеб рубил, рубил и рубил, погружаясь все глубже в корабль с каждым ударом энергетического клинка секиры.
В течение считанных минут он обнаружил первую добычу. Когда визгливый когтистый воин умер, Красный Корсар порубил тело раптора на прикрытые керамитом куски и трясущимися пальцами загреб мясо себе в пасть.
Он что-то чуял. Что-то сладкое, но неопределенное. Им был окрашен воздух в коридорах корабля. Калеб задышал медленнее, смакуя аромат и практически ощущая его вкус. Что-то, затронутое варпом, тошнотворно-приторное в своем сопротивлении порче и обладающее самой редкой и сладкой кровью во всем человеческом роде. Каждая капля красной жизненной влаги, выжатая из раздавленного сердца, будет божественным нектаром.
Красный Корсар помчался вперед, словно дикий зверь.
XXIV
ВАНДРЕД
Возвышенный бродил по мостику, сжимая и разжимая многосуставчатые лапы. Они то складывались в узловатые кулаки, то раскрывались, будто медленно распускающиеся уродливые цветы.
Атраментары — семеро оставшихся после гибели Враала на Крите — собрались в стратегиуме, чтобы служить своему хозяину и господину, поскольку их хозяин и господин пребывал в ярости.
Один из терминаторов поднял двуручный молот, положив массивное навершие на плечо. Лепная поверхность наплечника изображала рычащую морду нострамского льва. Из-за света, который отражался от молота, глаза зверя казались яркими и золотистыми.
— Пророк вас не предавал, повелитель.
— Ты не можешь этого знать наверняка, Гарадон.
