ответов попадет в журнальную статью без правки в виде отдельных законченных цитат, набранных жирным шрифтом.
После ленча студенты отправились на съемочную площадку, чтобы посмотреть, как Джеф снимается в одной из заключительных сцен, где он играл принципиального политика, вынужденного делать выбор между личной выгодой и своими убеждениями. Конечно, он следует собственным убеждениям. Никогда еще Джеф не выглядел таким благородным, как в этой сцене.
Крейг и Доктор присутствовали на съемочной площадке. Официальной задачей Крейга было оказание помощи и содействие людям из «Взгляда». Но на самом деле он главным образом следил за тем, чтобы редактор и фотограф не задавали циничные вопросы. Какая-нибудь остроумная, но фальшивая реплика могла понравиться им, попасть в статью и погубить выгодную во всех остальных отношениях публикацию. Журналы часто путают самоуничижительные шутки с «правдой» и «откровенностью».
Доктор восхищался профессионализмом, с которым Крейг режиссировал кампанию. Коуну предстояло стать хозяином приема в честь окончания съемки; это мероприятие было традиционным, но в этом случае весьма важным, поскольку заканчивался исключительно успешный сезон.
Последний кадр телевизионной драмы был отснят. Джефу осталось попрощаться со своей верной аудиторией от своего имени, от имени КМ и всех славных людей, участвовавших в работе над постановками, длившимися четыре года.
Хотя он произнес текст идеально, редактор «Взгляда» заставил его сделать несколько повторов, поскольку он чувствовал, что описание этого момента станет кульминацией статьи — Джеф Джефферсон расставался с одной карьерой, чтобы начать другую.
Пока разносили напитки и сэндвичи, Джеф позировал. Заметив, что в нем зарождается раздражение, вызванное усталостью, Крейг шепнул Доктору:
— Зарядите его немного.
Крейг прервал работу людей из «Взгляда», предложив новые ракурсы. Это позволило Доктору отвести Джефа в сторону.
— Еще несколько минут, малыш.
— Господи, еще одна улыбка, и мое лицо рассыпется, — пожаловался Джеф. — Эта неделя была невыносимой. Я почти не видел Клер и мальчиков.
— Завтра, завтра, — утешил его Доктор.
— Завтра они нагрянут ко мне домой, чтобы посмотреть, как я живу. Словно я постоянно живу в присутствии репортера, фотографа и осветителя из «Взгляда»!
— Успокойся, малыш. Еще один день. Крейг говорит, что это исключительно важно.
— Знаю, — сдался Джеф. — Просто все навалилось сразу.
— Еще пятнадцать минут, максимум полчаса, и это закончится, — заверил Джефа Доктор.
— Есть еще кое-что, — сказал актер, но тут его позвал Крейг:
— Джеф! Тони хочет сделать несколько снимков того момента, когда ты прощаешься с публикой в качестве ведущего, но даешь понять, что вернешься к людям в новой роли.
— Вы имеете в виду тот момент, когда я говорю: «Хотя я сожалею о необходимости оставить роль ведущего театра КМ, я делаю это, чтобы сыграть самую главную роль всей моей жизни. Роль гражданина Соединенных Штатов, который чувствует, что интересы общества важнее личных».
— Совершенно верно!
— Хорошо, — сказал Джеф, возвращаясь на съемочную площадку, чтобы в течение получаса повторять одни и те же слова.
Съемочная группа уже начала расходиться. Спиртное и еда закончились. Прощальные слова уже прозвучали. Остались лишь Джеф, Крейг, Доктор, сотрудники «Взгляда» и несколько осветителей. Наконец репортеры из журнала завершили свою работу. Редактор — высокий, крупный молодой человек, не выпускавший сигарету изо рта, даже когда он говорил, задержался на минуту, чтобы уточнить с Крейгом план действий на завтра. Крейг проводил его к машине.
Вернувшись, Крейг нашел Джефа в гримерной, где актер смывал грим. Над Джефом стоял Доктор. Когда Крейг вошел в комнату, Коун тотчас произнес:
— Джеф беспокоится по поводу завтрашнего дня.
— Это будет сущий пустяк по сравнению со всей неделей, — сказал Крейг.
— Дети, — перебил его Джеф. — Я не хочу, чтобы мальчиков использовали. Чтобы они стали козырем. Они не избираются на должность. Избираюсь я.
— Что значит вы не хотите, чтобы их «использовали»? Они находятся здесь. Они — часть вашей семьи, — запротестовал Крейг.
— Я не хочу, чтобы им задавали вопросы. Они — славные мальчишки, и я не хочу, чтобы их беспокоили. Вот что это значит! — сказал Джеф. — Я обещал Клер.
— Их можно хотя бы фотографировать?
— Да, но никаких вопросов о том, как они относятся ко мне, а я — к ним. Сначала все было не так просто. Но сейчас мы превосходно ладим. Я хочу, чтобы это сохранилось. Так что не касайтесь в этой статье вопросов веры! Понятно?
— Я сделаю, что смогу, — обещал Крейг, думая о том, как выполнить распоряжение Джефа и не разозлить при этом редактора «Взгляда», поскольку религия мальчиков была одним из главных моментов, которые он использовал, чтобы заинтересовать журнал.
Джеф вышел из гримерной. На большой сцене было темно.
— Джеф? — произнес Доктор.
— Дай мне минуту, — ответил Джеф.
Крейг и Доктор направились к выходу. Джеф услышал, как они открывают массивную дверь, не пропускающую звуки. Затем дверь почти бесшумно закрылась. Он посмотрел вверх. Высокие опоры, на которых размещались осветительные приборы, напоминали привидения. Джеф подошел к декорациям. Будучи ведущим, он четыре года использовал одни и те же нарисованные полки с книгами.
Он осмотрелся, думая о том, как следует попрощаться с половиной своей жизни. Он провел больше двадцати пяти лет в таких местах, среди предметов, казавшихся настоящими, но на самом деле всегда являвшихся бутафорией. Вся его работа была изящным обманом, но он любил ее. Если бы прежде кто-то сказал ему, что он добровольно расстанется с ней, он бы рассмеялся. Однако сейчас он совершал именно это.
Хотя, в некотором смысле, поворот судьбы был не таким крупным, как ему казалось. В политике бутафории и обмана не меньше, чем в шоу-бизнесе. На самом деле даже больше. В шоу-бизнесе все знали, что это мир обмана. И степень человеческого успеха зависела от того, насколько реалистично будет выглядеть имитация. Политика считается делом реальным. Она оперирует жизнью и смертью людей, городов, штатов, целых наций. Однако на практике оборачивается бутафорией, игрой.
Он доказал это прошедшей неделей. Он играл на съемочной площадке, играл за ее пределами, давая интервью. Но все это делалось ради получения должности. Получив ее, если это произойдет, заверил себя Джеф, он будет честно выполнять свои обязанности, действовать в интересах людей. Никаких сделок и компромиссов. Они ему не понадобятся. Если его принципы не примут, он пошлет всех к черту. Уйдет. Деньги и собственность дали ему независимость.
Он вдруг понял, что перефразирует диалог из последней постановки.
«Неужели приходит время, когда даже актер путает подделку с реальностью, перестает замечать разницу?» — подумал Джеф.
Он бросил последний взгляд на декорации и направился к тусклому красному фонарю, обозначавшему выход.
Снаружи Крейг и Доктор вели торопливую дискуссию.
— Господи, надо продержаться еще двадцать четыре часа! — сказал Крейг. — Только бы он не взорвался сейчас!
— Он не взорвется, — неуверенно отозвался Доктор.
— Это должно было стать кульминацией! На карту поставлены голоса как минимум четверти миллионов евреев! — заявил рассерженный, взволнованный Крейг.
— Я поговорю с ним, — обещал Доктор.
