Лицо Джанет вспыхнуло от злости и смущения.
— Послушай, дорогая, все знают о вашем романе.
— Он закончился! — рассерженно выпалила Джанет и повернулась, чтобы уйти.
Доктор крепко сжал ее руку и остановил.
— Джанни, я хочу внести ясность. Какое бы решение ты ни приняла, ты останешься в ТКА. Если ты мне не веришь, я пришлю утром долгосрочный контракт.
— Неужели кто-то может вам не верить? — с сарказмом сказала Джанет.
— Хорошо, я — негодяй. Я лгу. Краду. Иногда обманываю моих клиентов. Но, — сказал он, — покажи мне хоть одно агентство, которое делает для своих клиентов больше, чем я! Хоть одно! Мы добиваемся для них самых высоких гонораров, наилучших условий, даем максимальные шансы на успех!
Доктор разжал пальцы, но Джанет не сдвинулась с места.
— Это принесет ему пользу. Я знаю! Своди его в ресторан. Напои. Разреши заняться с тобой любовью. Завтра ты увидишь нового человека. Ему нужна вера в себя. Какая-то победа. Лучше всего — в постели.
В послеобеденное время в дальнем зале «21» обычно можно увидеть лишь сотрудников рекламных агентств, развлекающих иногородних клиентов, которые не хотят возвращаться одни в свои пустые гостиничные номера. В зале было мало посетителей. Обшитые деревянными панелями стены и клетчатые скатерти на столах способствовали созданию клубной атмосферы.
Стол в дальнем углу был сервирован на двоих. Когда Джанни и Форд прибыли в «21», их тотчас отвели туда. Метрдотель радушно поприветствовал Форда. Актер что-то буркнул в ответ и проследовал за Джанни к столу, держа под мышкой истрепанный сценарий.
Они почти не разговаривали до того момента, когда они заказали два двойных виски. Первый бокал оба осушили быстро. Джанни знала, что ей не составит труда напоить Форда. После того, как им подали третью пару бокалов, Джанни предложила заказать еду.
В период репетиций Кларк Форд ел, как тренирующийся боксер. Он считал, что излишества размягчают его; расслабленный актер — это не актер. Джанни не знала, с чем это связано: то ли Форд помнил о своей голодной молодости, то ли он наказывал себя за успех. Они заказали бифштексы с каперсами, тосты и черный кофе.
Избавившись от общества утомительно-услужливого метрдотеля, Форд мрачно произнес:
— Я чувствую себя, как бык на арене!
Джанни перестала пить, но ничего не сказала.
— Как несчастный бык. Измученный, с воткнутыми в него бандерильями. Которого готовятся убить в субботу вечером!
— Если забыть о той ошибке с камерой, сегодня все прошло очень хорошо, — тихо сказала Джанни, не желая увеличивать его страдания.
В мучительные дни репетиций Кларк Форд мог быть злым, жестоким, особенно с женщинами. В первую очередь — с теми женщинами, которых он любил. Одна из жен Форда совершила самоубийство сразу после неудачной премьеры.
— А если подобная ошибка произойдет в «живом эфире», когда миллионы людей будут смотреть на меня? Я буду выглядеть, как обезьяна, делающая комичные гримасы. Это моя репутация! Моя карьера! Показывают меня, а не этого сопливого режиссера!
Джанни заметила, что люди слушают их. Она обрадовалась появлению еды. Официант артистично подал тарелки, посыпал бифштекс пряностями. Кларку пришлось замолчать; Джанни получила возможность заказать ему новую двойную порцию виски. Они начали есть молча, без большого удовольствия.
Возле «21» их ждал лимузин, присланный Доктором. Маленький человек предусмотрел все. Водитель открыл для них дверь, отдал честь, поднеся руку к фуражке, и сел за руль.
— Куда, сэр?
— Семнадцатая Восточная, шестьдесят два, — мрачно произнес Форд адрес Джанни.
— Нет, — сказала она. — Давай немного прокатимся. Через парк. Я не хочу возвращаться домой сразу после ужина.
— Хорошо, — отозвался Форд и сказал водителю: — Сначала объедем парк.
Шофер свернул на Пятую авеню и поехал в сторону Шестидесятых улиц. Затем лимузин покатил по Парку, по пустынной петляющей дороге, шедшей на север мимо полей, рощ и аллей. Уже давно перевалило за полночь.
Сначала Кларк сидел молча, с угрюмым видом. Так на него действовало виски. Но вскоре, как и ожидала Джанни, он коснулся ее руки; затем его рука осторожно поползла к ее грудям. При других обстоятельствах она бы остановила его; он довез бы ее до дома и поехал один к себе. Сейчас она лишь сделала вид, что хочет избежать сближения; она выбрала такую степень сдержанности, которая не могла оттолкнуть Форда. Наконец она позволила ему засунуть руку ей под блузку. Когда он склонился над Джанни и поцеловал ее в губы, она раскрыла рот. На этом соблазнение было завершено. Его язык проник внутрь Джанни; она ответила на поцелуй Форда.
Он прошептал:
— Поедем ко мне, Джанни, пожалуйста, дорогая?
Она ответила тихим «да».
Его квартира не представляла для нее тайну, вызов. Она провела здесь немало ночей в прошлом. Ее смутило только выражение лица лифтера; он узнал Джанни, пожелал ей хорошего вечера и не сумел скрыть своего удивления тем фактом, что она вернулась сюда и снова остается на ночь. Войдя в квартиру, Форд протянул руку к выключателю, но Джанни попросила:
— Не надо. Мне нравится смотреть на город из темноты.
Они прошли в гостиную. Джанни направилась к широким дорогим шторам, плотно сдвинутым слугой Кларка. Она раздвинула их.
На другом берегу реки Лонг-Айленд светился рекламой пепси-колы и других известных товаров. Река была черной, маслянистой, периодически в воде вспыхивали отражения красных неоновых огней. Джанет подождала. Но не долго. Кларк ушел в спальню, снял с себя одежду и надел халат. Она увидела его отражение в стекле; он обнял ее. Он прижался лицом к ее шее. Джанет вздрогнула. Это заставило его отстраниться.
Но она крепко прижала его руки к своим грудям. Она почувствовала, что его член твердеет под халатом. Кларк повернул ее к себе лицом, начал одновременно целовать и раздевать Джанни. Когда у него возникали трудности, она ненавязчиво помогала ему, зная, что процесс раздевания женщины давал ему ощущение власти.
Платье соскользнуло на пол. Кларк расстегнул ее бюстгальтер, снял его и бросил через всю комнату, словно этот предмет женского туалета оскорблял его. Лифчик попал в лампу. Ее груди обнажились. Кларк принялся целовать и ласкать языком соски Джанет. Наблюдая за его отражением в стекле, она внезапно ощутила себя войеристкой, следящей за соблазнением.
Наконец Кларк взял ее за руку и повел в спальню. Свежие прохладные простыни заставили Джанет задрожать, но Кларк согревал ее, целовал; он приподнял голову и посмотрел на женщину, потом уткнулся лицом в ее груди. Его руки постоянно ласкали Джанет.
Почувствовав, что его тело напряглось от страсти, она крепко обняла Кларка. Приподняла бедра, впуская в себя большой и твердый член. Джанет обхватила руками и ногами Кларка. Чувство вины, связанное с обманом, покинуло ее. Она любила его. Делала все ради его благополучия, счастья. Она мысленно говорила себе это, занимаясь с ним любовью. Наконец силы обоих иссякли. Опустошенный, но торжествующий Кларк навалился на нее. Он еще находился в Джанет, наслаждаясь ее непрекращающимися пульсациями. Он ощущал себя сильным впервые со дня начала ненавистных репетиций.
Он выскользнул из нее, перевернулся на спину. Дыхание обнаженного, влажного Кларка начало выравниваться. Внезапно он поднялся. Его стройное тело напоминало греческую статую юноши. Кларк покинул комнату.
В такие моменты Джанет могла любить его. Он вернулся, держа в руках бокалы с охлажденным виски. Протянул ей один бокал и принялся сам потягивать спиртное. Его свободная ледяная рука коснулась
