2
Вечером в день присуждения «Оскаров» лучи прожекторов пронзали темное голливудское небо. Киноиндустрия, как бы бросая вызов самой природе, пыталась проторить дорогу на небеса своим собственным звездам. Джеф издалека увидел снопы света, блуждающие в вышине. Пересекаясь между собой, они образовывали своеобразные геометрические фигуры.
Подавшись вперед на сиденье лимузина, он смотрел вдаль через лобовое стекло. В другой ситуации он поехал бы на своем «кадиллаке» с откидным верхом, но эта церемония требовала прибытия на лимузине с шофером, чтобы они с Джоан могли выйти из машины, не заботясь о таких мелочах, как парковка. Они сразу же окажутся перед объективами фотокамер и толпой шумных поклонников.
Конечно, сегодня крики ликования будут адресованы Джоан. Репортеры и любители пари уже сделали ее своей фавориткой. Ими руководили чувства и расчет.
Джеф знал, что его обязанность — стоять рядом с ней и улыбаться. Он был супругом принцессы — обаятельным, безликим, не имеющим власти. Он должен благодарить людей за их овации и одновременно демонстрировать свое восхищение Джоан. Это улучшит ее имидж. И, конечно, его тоже. Идеальная американская чета — так их называли почти во всех журналах, посвященных кино. Два красивых человека, любящие друг друга и лишенные эгоизма. Муж радуется успеху жены, а она застенчиво и смущенно готовится принять высокую честь, которую ей собираются оказать. Джоан лучше всего удавались роли добрых, простых, беспомощных девушек, нуждавшихся в мужской защите. Она отлично справится с такой ролью и сегодня.
И Джеф подыграет ей. Будет изображать уместную гордость, чрезмерное волнение, чуть отойдет в сторону, когда на нее обрушится шквал приветствий. После того, как аплодисменты и крики стихнут, он заботливо возьмет ее под руку и поведет в зал мимо новой батареи фотовспышек.
Джеф приготовился к этому вечеру. Он знал свою речь почти наизусть. И все же он испытывал некоторую неловкость, словно ехал не на торжество, а на похороны. Он сел на переднее сиденье машины рядом с водителем, как в день отцовских похорон. Тогда мать, две тетки и престарелый дядя расположились сзади. Чтобы не причинять им неудобство вторым откидным сиденьем, он сел рядом с шофером. На самом деле он не хотел находиться возле матери. Когда она позвонила ему в Голливуд, чтобы сообщить о смерти отца, ее голос звучал сухо, в нем сквозили ноты облегчения. Однако, прилетев в Айову, он застал там мать в роли плачущей безутешной вдовы. Его тетя Мейта сказала, что страдания могут свести ее сестру в могилу раньше срока.
За полтора дня после прибытия Джефа мать пролила больше слез, чем за всю свою тяжелую жизнь. Возможно, она действительно скорбила по мужу. Возможно, чувства, которые она скрывала за стеной из холодной религиозной морали, наконец вырвались наружу. Однако Джеф не верил в это. На кладбище он стоял поодаль от матери, пока священник не оторвал взгляд от молитвенника и не попросил Джефа с помощью жеста подойти ближе.
Сегодня он снова сидел в машине рядом с водителем.
Хотя на сей раз не по собственному желанию. Его изгнание началось, когда студийный парикмахер заканчивал укладывать волосы Джоан. Ее прическа должна была соответствовать платью, сшитому специально для этого вечера. Для студии было важно, чтобы ее самая главная кандидатка появилась на публике в необыкновенном туалете.
Платье, костюмер и стилист прибыли в дом Джефферсонов. Студия даже подготовила речь, которую Джоан предстояло произнести в случае получения премии. Там упоминались лица, которых следовало поблагодарить, а также был отмечен момент, когда будет уместным и трогательным пустить слезу.
Перед тем, как Джоан приготовилась к отъезду, костюмер, жеманный гомик, заявил, что он лично усадит Джоан в машину и расправит складки ее платья. Он так боялся, что оно помнется, что Джефу не осталось иного выбора, как сесть впереди, чтобы не испортить творение из драгоценного ламе.
Когда автомобиль остановился в квартале от кинотеатра, чтобы занять место в колонне машин, движущихся к навесу, Джеф покинул переднее сиденье и открыл заднюю дверь. Толпа ожидала увидеть счастливых супругов сидящими рядом друг с другом. Джоан не сдвинулась с места, словно не только ее волосы были склеены лаком, но и сама она прилипла к сиденью. Джеф прижался к двери, чтобы не касаться драгоценного ламе. Он сидел в неудобной позе все время, пока автомобиль преодолевал расстояние до входа в кинотеатр.
Последние пятьдесят метров полицейский в форме, точно телохранитель президента, бегом сопровождал автомобиль. Джеф уже видел лица зевак, смотревших в окна и пытавшихся узнать пассажиров. Когда им удавалось это сделать, начинались овации. Ни один император не удостаивался больших почестей. Ощущая себя статистом, Джеф тем не менее улыбался и махал рукой. Даже Джоан вяло отвечала на приветствия.
Крики звучали все громче. Зрители, успевшие занять места на временных трибунах, вскочили со своих мест. Тысячи людей, собравшихся перед кинотеатром, обступили лимузин, мешая ему двигаться. Но шоферу удалось в конце концов добраться до ярко освещенного навеса. Толпу удерживали не столько малиновые бархатные канаты, сколько полицейские в темно-синей форме. Дверь автомобиля открыл человек в смокинге, в чьи обязанности входило провести королевскую чету к микрофону, где ей предстояло задержаться и дать интервью.
Первым из машины вышел Джеф. Затем, изобразив на лице теплую улыбку, он повернулся, чтобы помочь жене. Она положила свою руку на его ладонь и впервые с момента посадки в лимузин сдвинулась с места. Джеф всегда отмечал, как красиво она встает с кровати, чтобы пойти в ванную после секса, или выходит из автомобиля навстречу ликующим поклонникам. Она никогда не торопилась. Возможно, это было тем немногим, что ему еще нравилось в Джоан. Она все, вплоть до измен, совершала изящно.
Крики толпы обрушились на них; люди могли прорваться сквозь оцепление, состоявшее из дюжих полицейских. Администратор вовремя взял Джоан за руку и быстро подвел к микрофону, где ведущий, некогда знаменитый актер, с подобающим почтением представил Джефферсонов.
— А сейчас перед вами первая молодая актриса со времен Мэри Пикфорд, заслуживающая титула «Возлюбленная Америки», удивительная красавица, прекрасный человек, а прежде всего — великая актриса, Джоан Уэст!
Снова зазвучали аплодисменты, крики, приветствия. Когда шум стих, ведущий продолжил:
— И ее муж, неизменно популярный Джеф Джефферсон!
Эта фраза прозвучала менее восторженно и была встречена значительно более сдержанными аплодисментами.
Почему, спросил себя Джеф, в Голливуде человека, потерявшего свою популярность, всегда называют «неизменно популярным»?
Ведущий не попытался приблизить Джефа к микрофону; все его внимание было сосредоточено на Джоан.
— Джоан, дорогая, — сказал он, хотя никогда не был знаком с нею лично, — как ты чувствуешь себя в эту волшебную ночь, когда все указывает на то, что ты завоюешь самую желанную награду? Какое у тебя настроение, милая?
— Вот что я скажу тебе, Нейл, — Джоан удалось быстро вспомнить имя экс-звезды. — Попасть в номинацию — это такая честь, о которой я даже не смела мечтать. Это стало сюрпризом, который я запомню на всю жизнь, даже если не получу премии, — выдохнула актриса, напоминавшая сейчас послушницу, дающую обет у алтаря.
«Какая чушь», — мысленно произнес Джеф.
Еще несколько нелепых вопросов, несколько неискренних ответов, и долг принцессы был исполнен. Джеф взял жену под руку и аккуратно, чтобы не помять ламе, повел ко входу в зал. Там началось нечто худшее. Когда Джефферсоны зашагали вдоль прохода, публика встала со своих мест и зааплодировала. Джоан принимала приветствия с нежной улыбкой; Джеф подвел ее к двум крайним креслам, которые обычно оставляли для фаворитов номинации.
