Одновременно входит в другую дверь вымокший на дожде Мешков с газетой в руках. Жмяков замечает его и делает ему рукой знак прощания. Оба уходят.
Мешков (один, медленно и внимательно читает газету). «Убитая горем двоюродная сестра с глубоким душевным прискорбием извещает всех родных и знакомых о своевременной кончине инженера-механика, члена секции ИТР Ивана Васильевича Мешкова». (Складывает газету). Хорошо. Плохо только, что сестра извещает, а не треугольник. Подумают теперь, что я антиобщественник был, раз завком промолчал… Неприятно… (Спохватывается. Запирает обе двери на ключ. Садится). Теперь совсем хорошо. Плохо только — домой нельзя пройти: газета вышла, увидят, что я живой, и окружат вниманием. (Пауза). Говорить мне чего-то охота, мнение какое-то появилось… (Развертывает газету, читает молча, потом вслух). «Партком, завком, дирекция, рабочие-ударники… о смерти в огне… незабвенного, верного пролетариату товарища, храбрейшего инженера Сергея Дмитриевича Абраментова, пришедшего из рядов врагов…». (Озирается). Из рядов врагов!.. А я откуда? Я врагом не был. Я все время сочувствовал. Я наоборот даже. Я слишком честный. Я умираю от честности, потому что осознал, что я дурак новой жизни, — я стесняюсь жить!..
Резкий стук в дверь.
(Бросает газету, потом прячет ее под стол, быстро раздевается наполовину; опомнясь, одевается опять).
Стук в дверь повторяется.
(Подбегает к телефону, берет трубку, хрипло шепчет). Барышня, барышня!.. Скажите мне что-нибудь, ради бога…
Стук в дверь, голоса.
Голос Жмякова. Да здесь же он, я вам говорю. Я его только что видел, он мокрый был…
Мешков (в телефон, хриплым шепотом). Барышня, а барышня!.. Прошла гроза или нет?.. Барышня, товарищ…
Стук в дверь. Голоса.
Голос Пужакова. Дай я высажу всю снасть. Мешков хороший человек.
Дверь трещит. Мешков бросается к столу, на котором лежал Абраментов, влезает на него и ложится вниз лицом. Дверь вышибается извне. В дверном отверстии появляются: Пужаков, Девлетов с чемоданом, Жмяков с газетой и несколько рабочих, мужчин и женщин; позади, — Крашенина под руку с мужем. Звук упругого пневматического удара — негромкого, неглубокого и мощного. Комната сотрясается. Стол, на котором лежит Мешков, подпрыгивает, — и Мешков скидывается на пол. Мешков вскакивает на ноги. Мгновение общего тревожного напряжения. Жмяков, наоборот, чрезвычайно спокоен. Крашенина вырывает руку у мужа.
Девлетов (бросая на пол чемодан). Что это?! Немедленно всем в цеха!
Новый удар. Комната сотрясается. Общее волнение. Мешков покачнулся всем телом, но устоял. Девлетов, Крашенина и Пужаков бросаются к выходу. Жмяков спокоен.
Жмяков (Девлетову). Спокойно, директор. Это пробуют новые молоты, это неполные удары.
Девлетов и другие останавливаются.
Девлетов. Да, я вспомнил. Кто проверяет установку? Чья сейчас смена?
Крашенина (подходя). Моя смена.
Девлетов. Почему вы не в цеху?
Крашенина (тихо). Я провожала в могилу своего товарища — Абраментова.
Пауза.
(Вдруг отворачивает свое лицо ото всех и закрывает его руками).
Муж Крашениной. Олечка, не плачь! Ведь я с тобой остался. (Обнимает ее за плечи). Крошка ты моя…
Маленькая пауза.
Девлетов (медленно). Так… (Крашениной) . Ольга Михайловна, завтра у вас будет внеочередной выходной день.
Крашенина. Как вам не стыдно! У меня новые молота на испытании.
Девлетов. Здесь не стыд, а мой приказ. Здесь я директор. Гражданин Крашенин, проводите свою жену домой.
Крашенина (оборачивается с высохшим лицом). Я сама уйду. Мое сердце прошло (Уходит).
За нею следом уходит ее муж.
Пужаков. Бедная ты наша женщина!
Случайные рабочие, бывшие свидетелями сцены, расходятся. Раздается нежная музыка. Входит почтальон с громадной сумкой на животе; весь оборванный, одежда на нем в клочьях.
Почтальон. Давайте мне теперь прозодежду. Пока я шел до сих пор, по адресу, мне разные цехи, индустрия и машины костюм изорвали… Там все крутится, мечется, бушует, жжется — почтовому человеку пройти негде… Принимайте «молнию»!
Девлетов (берет телеграмму, читает). «Поздравляю днем рождения милого друга мужа. Тася. Мерзавец, зачем ты фактически бросил семью и плачущих по тебе детей?» Кто сегодня родился?.. Адресовано мне, прислано из моей же квартиры. Значит, мерзавец, товарищи, это я.
Почтальон. Да, наверное, ты: ты же адресат, ты же расписался.
Пужаков. Пускай пишут, пускай поздравляют, пускай обижаются, товарищ Девлетов. Все равно всем известно, что мы люди нежные и культурные… Илья Григорьевич, как ты мне посоветуешь: я хочу зубы себе вставить… А то завод у нас приличный, жизнь наступает высшая, а я беззубый… Так бы мне зубы не особенно нужны были, я и десною жую вкусно, — но все же это как-то некрасиво в нашу эпоху… Ты глянь сюда, до чего меня пища довела. (Открывает рот и показывает щербины отсутствующих зубов).
Почтальон первым заглядывает в рот Пужакова.
(Почтальону). А ты чего глядишь на меня? Тебе одежда нужна? На! (Снимает с себя пиджак).
Почтальон. Прочь ты от меня, деляцкий элемент! Я на вечерних курсах учусь и стою сейчас черпаю от вас различные знания. Не оскорбляй меня рвачеством, квалифицированный черт! Ты видишь — я стою посредине техники, темный, как бутылка. А сознание во мне светлое, и я тебя обгоню.
Маленькая пауза.
Пужаков. Ну до чего ж наш пролетариат сердцем возгордился. Это прямо сукин сын стал!
Почтальон, бормоча, уходит. Из сумки на его животе возобновляется музыка.
Девлетов (подходит к Мешкову, который стоял неподвижно во время всей сцены). А это что такое?
Жмяков. А это, Илья Григорьевич, наш сознательный покойник, инженер Мешков. Он, по официальным данным, скончался.
Девлетов (всматриваясь в Мешкова). Отчего он скончался?
Жмяков. Он стихии выдвиженчества испугался, Илья Григорьевич.
Мешков. Мне нужно скончаться, Илья Григорьевич, а я не умею, — я никак, я разучился.
