Хоз. Да, исчерпал. Я же мужчина, Интергом!
Интергом. Не бросай меня сразу! Выпей своего молочка, съешь чего-нибудь химического — уйдем в отель, забудемся… Возьми меня в пустыню, я засохну по тебе в Европе.
Хоз. Умирают от любви и живут в пустыне — только ангелы. Интергом… Ты женщина, ты в пустыню не поедешь. Сегодня же ты будешь улыбаться…
Суенита. Старичок, там во все колхозы поезда уйдут. Мы останемся.
Хоз. Сейчас. Сейчас все организуем, бедные мои!
Интергом
Суенита. Я его буду кормить из своей сумки. У меня сухари и корки есть.
Хоз
Интергом. Ах, Иоганн! Я так грустна сейчас! Ну поцелуй мне руку!
Хоз. Успокойся, Интергом: ты знаешь, что жизнь все равно несерьезна. Прощай, мое бедное тело!
Уборняк
Суенита
Хоз. Пойдем, божье созданье. Дай мне сухарик пососать из твоего мешка.
Суенита. После. Сядешь в вагон — тогда и будешь трескать.
Приветствующий деятель. Господин Хоз, вас ожидает «Бьюик». Мотор все время горячий, машина дежурит для вас.
Хоз. Остановите его. Я начинаю теперь согреваться сам — моторы пусть остынут.
Уборняк
Уборняк. Ах, вы моя голландка! У вас же чудесная гидротехническая родина! Мы с вами романы будем писать и — очерки! У меня дома собака Макар есть, вот зверь обрадуется вам!
Интергом
Уборняк. Голубушка, дайте мне попить этого хозовского молочка!
Интергом. Ну, пожалуйста!
Уборняк
Интергом
2-е действие
Край низкой плетневой огорожи; оголенные колеблемые ветром ветки отощалого дерева; далекий шум Каспийского моря. За плетневой огорожей деревянная пристройка избы — в виде большого крыльца или сеней. Там стоит стол для занятий. Вся эта обстановка занимает правую часть сцены.
Слева видна даль, уходящая в смутное пространство. Спереди левой части стоит столб с советским гербом и надписью: «СССР. С-х пастушья артель 14 Красных избушек. Высота над уровнем моря 19, 27 м. Средн. год. колич. осадков 140 мм. Душ-едоков 34. Председ. С. И. Гармалова».
В средней части сцены стоит чучело, устроенное из глины, соломы и различной ветоши. Чучело похоже на сурового человека ростом в полтора человека. Правая рука чучела высоко поднята в неопределенной угрозе.
Вечер. Приходят Хоз и Суенита из дальнего пути. Суенита несет те же вещи, что и на вокзале в Москве. Они останавливаются. В колхозе не слышно ни одного человеческого голоса.
Суенита
Хоз. У меня нету ничего чистого. Я так посижу и отдохну от своего умозрения.
Суенита
Хоз. Кто там заплакал у вас, в ваших социальных полях?
Суенита. Это наши дети играют в яслях.
Хоз. А я слышал, что плачут.
Суенита. Напрасно ты слышишь.
Хоз. Вот опять тоскует чей-то мелкий голос.
Суенита. Это один мой ребенок плачет — он по мне скучает, он родную мать давно не видел… Отвернись, я соски свои оботру — сейчас пойду кормить его грудью.
Хоз. Вижу.
Суенита. Напрасно ты видишь.
Хоз. Устал я шагать по неопределенной земле! В цветах, в слезах и пыли живут люди, а я, старик, нахожусь при них свидетелем. Чем же это все кончится, бедные мои?
Суенита. Ну что, дедушка, понравился тебе наш эсесер? У нас ведь все может случиться, чего только захочет наше сердце!.. Что ты говоришь — кончится?
Хоз. Да, мне ваш эсесер понравился: кругом противоречия, а внутри неясность… Я говорю: когда же кончится наше дыхание в этом пространстве и мы обнимемся в общей могиле! Когда же, девочка?
Суенита. Мы — никогда, а ты скоро: ты же дедушка — старичок, ты сохнешь уж!
Хоз. Кормиться я не люблю. У вас есть что-нибудь химическое?