В комнату вошел отец.
— Посмотри, Франтишек, пришел папа! — показывал Бобеш.
Отец был в начищенных ботинках, в черном костюме и в белой рубашке с воротничком. Лицо его было гладко выбрито, и усы слегка закручены. Бобеш уже давно не видел отца так хорошо одетым.
— Как дела? — спросила мать.
— Пришлось немного посидеть, подождать. Короче говоря, им подано уже много заявлений. Говорят, немало людей просится на работу и помоложе меня, да и неженатых.
— Ну ладно, найдется какая-нибудь другая работа.
— Постоянную, конечно, теперь вряд ли найдешь…
— Ничего, не расстраивайся. Будешь здоров — как-нибудь устроимся. А может, и повезет.
Когда отец переоделся, мать подала обед. Тем временем пришли и бабушка с дедушкой. За Марушкой зашла ее мать. И Марушка унесла с собой стеклянный шарик и позолоченную фарфоровую ручку от кружки. Все это подарил ей Бобеш. Он не знал, как получше ее утешить. Ему непременно хотелось ее порадовать. И Марушка на самом деле была утешена и обрадована его подарками.
Глава 38 ПОБЕГ
После обеда отец растянулся на лавке у печки. Под голову он положил подушку и сразу уснул. Бабушка с дедушкой дремали за столом, мать мыла у плиты посуду. Франтишек спал в своей люльке. Бобешу захотелось погулять, но он не знал, пустят ли его. Мать заметила и разгадала его беспокойство. Он все время смотрел на двери и покашливал.
— Куда это ты хочешь отправиться? — спросила она.
— Мне хочется посмотреть на пожарище, мама. А потом я пойду играть на карьер с Гонзиком.
Карьером называли место неподалеку от кирпичного завода; оттуда вывезли всю хорошую, годную для кирпичей глину, а разработки оставили. Там всегда собирались и играли дети из предместья. В играх проводили они там полдня, а не особо усердные ученики ходили туда и вместо школы.
— Хорошо, Бобеш, я пущу тебя, но ты пораньше возвращайся, чтобы нам тебя не искать.
Бобешу захотелось как-нибудь отблагодарить за это мать. Он подошел к ней, потянул за юбку и, когда она обернулась, сказал:
— А знаешь, мама, Веймолова сказала неправду.
— О чем ты говоришь? — спросила мать.
— Она сказала, что Марушка упала с лавки и разбила себе глаз.
— А между тем синяк ей поставил отец, да?
— А откуда ты знаешь, мама? Разве она тебе сказала?
— Нет, Бобеш, я сама догадалась.
— А как, мама?
— Очень просто. Когда она об этом говорила, то не смотрела мне в глаза.
— И так можно узнать?
— Ложь часто можно узнать, Бобеш. И, если бы ты вдруг задумал мне врать, я сразу бы угадала.
— У Марушки плохой отец?
— Да, нехороший.
— Наш отец лучше, правда?
— Конечно, лучше. — И мать погладила Бобеша по головке.
Бобеш посмотрел на отца, у которого в это время были закрыты глаза и рот открыт так, что можно было заглянуть в горло.
— Он храпит, да?
— Ты же слышишь, что храпит.
— Мама, нагнись ко мне, я тебе кое-что пошепчу.
— Что-нибудь особенное?
Мать нагнулась к Бобешу, и Бобеш тихонько сказал ей:
— Ты даже не знаешь, мама, как я рад, что родился у тебя, а не у кого-нибудь еще!
Мать взяла Бобеша на руки и поцеловала его. В это время Бобешу было так хорошо, как давно уже не было. Потом мать быстро поставила его на пол, легонько шлепнула и сказала:
— Ну, беги уж, гуляй! Не мешай мне здесь, а то я никогда с делами не управлюсь.
Бобеш заметил, что мать вытирает пот, но он не заметил, как она смахнула и слезу.
Бобеш направился к пожарищу. «Вот это интересно! — думал он. — Трубы-то какие оказались высокие! Когда дом стоял невредимым, казалось, что труба сидит на одной крыше».
— Бобеш! — Первым он увидел Гонзика, который давно был на пожарище.
— Что вы ищете? — спросил Бобеш, увидев, что все ребята ходят с опущенной вниз головой и что-то ищут на земле.
Дети сновали между обгоревшими балками, которых здесь было немало. Много их было и в маленьком садике, где так грустно поднимались к небу обгоревшие ветви фруктовых деревьев.
— Дружище, — сказал Гонзик, как привык он уже ко всем обращаться, — мы ищем здесь гвозди. Посмотри-ка вот! — И он показал горсть гвоздей, почерневших, даже сизых от огня.
— А зачем?
— Гм… так просто, пригодятся.
— А это можно?
— Почему же нельзя? Сюда приходил Прохазка, видел, что мы ходим, и ничего не сказал.
— Я тогда тоже буду искать гвозди… Какой здесь странный запах, правда?
— Мне нравится.
— Но чем же это пахнет?
— А ты вдохни поглубже.
— Как будто копченым мясом, только чуть-чуть по-другому.
— Ты видишь, что сюда пришли ребята даже с рынка? — спросил Гонзик.
— Посмотри-ка, что я нашел!
— Покажи… А, это с окна. Подожди… как это называется? Отец, кажется, говорил, что шпингалет.
— А его тоже можно взять?
— Конечно, можно. Раз это здесь валяется, значит, не требуется. Ведь когда у них будут новые окна, то все будет новое. Погоди-ка… вон там какой-то парень нашел медную ручку.
— И взял ее себе?
— Взял.
— Гонзик, а это что такое?
— А это как будто бы от лампы.
— Это, наверное, от керосиновой лампы? Горелка с колпачком? Смотри, здесь даже есть зубчатое колесико.
— Ну конечно. Повернешь — и высунется фитиль.
— Не трогай, Гонзик.
— А ты чего, боишься?
Бобеш действительно так рад был своей находке, и боялся, как бы ее не сломать.
— У меня есть кое-что получше! — поддразнил Гонзик.
— Покажи.
Гонзик показал странный предмет. Это была отлитая из бронзы голова оленя, которая некогда украшала чернильницу. На ее рога, по-видимому, клали ручки и карандаши. Сейчас был в сохранности только один рог, от второго осталось меньше половины.
— Вот это вещь! — удивился Бобеш.
