– У меня – мальчик, – сказал Патрик. – У нас в семье мальчик, сын, – и он принялся с жаром рассказывать о Билле.
– Я восхищаюсь тобой! – воскликнул Фрэнсис. В голосе его звучали нотки радости.
– Да, и еще. Я ухожу из школы и буду работать с Николасом. Он хочет издавать газету, а я буду ее выпускать.
– Отлично! Нам нужна хорошая местная газета. Патрик поколебался:
– Кэт Тэрбокс будет тоже работать в газете.
– Правда?
– Ты, наверное, не знаешь. Она вернулась в город.
– Когда?
– Не так давно. На этой неделе. По-моему, она ушла от мужа.
– Да, да, понятно. Это был день новостей, – голос его как бы удалился, стал приглушенным. Патрик понял, что Фрэнсис хочет закончить разговор.
– До скорой встречи! Спокойно ночи, Фрэнсис!
– Да, да, до скорой. И удачи тебе, Патрик! Во всем!
Глава 12
– Уже девять часов, – бодро сказал Фрэнсис. – Ты не собираешься вставать?
Он поднял шторы и впустил в комнату желтовато-лимонные лучи, которые весело «заиграли» на подушках кровати и на лице Марджори. Не услышав ответа, Фрэнсис снова повторил вопрос все тем же бодрым, приветливым голосом:
– Ты не собираешься вставать? Я сделал кое-какие дела, позавтракал и собираюсь уезжать.
– Так уезжай! – ответила Марджори, даже не пошевельнувшись.
Прошлой ночью он поздно вернулся с собрания сельскохозяйственной ассоциации. Марджори была в постели, они перекинулись лишь парой фраз – этого было достаточно, чтобы определить в каком она настроении. Он давно привык к перепадам ее настроения, потому выключил лампу и заснул. Утро вечера мудренее, все пройдет: и капризы, и дурное настроение.
Но, по всей видимости, этого не произошло. Фрэнсис вздохнул и продолжал нормальным тоном:
– У меня есть номер «Рупора». Не хочешь почитать его за завтраком? Тебе подадут его в постель.
– «Рупор» – дрянная газетенка.
– Да нет. Есть потрясающие редакционные статьи! Ну, например, здесь похоже на стиль Кэт, хотя, может быть, и Патрика, не знаю. Статья о налогообложении пустующих земель. Да, я совершенно согласен с точкой зрения автора. О каких привилегиях на владение необрабатываемой землей может идти речь, если в стране нехватка продовольствия?! Это неразумно, бессмысленно! И я не раз говорил об этом.
Неожиданно Марджори выпрямилась:
– Да, да, говорил. А как же иначе?
– Что ты хочешь этим сказать?
– Да нет, нет, ничего особенного. Только то, что тебя считают большим смутьяном, нарушителем всеобщего спокойствия. Женщины в клубе после игры в теннис даже обсуждали тебя. Заметив меня, они замолчали.
– Меня совершенно не трогает, что какие-то глупые женщины, у которых и дел-то других нет, не находят ничего лучшего, как обсуждать меня.
– Дело вовсе не в каких-то «глупых женщинах», как ты изволил выразиться. Ты прекрасно знаешь, что они повторяют слова своих мужей.
– Можно подумать, что я – дуэлянт, агрессивный гранатометчик. Я добиваюсь лишь элементарной порядочности, такой налоговой системы, которая бы позволила навести порядок в этом бардаке! – он потряс газетой. – Эти люди правы на все сто процентов!
– Эти люди! – усмехнулась Марджори. – Кэт Тэрбокс и твой друг Курсон! Великолепная парочка! И не удивлюсь, если узнаю что они…
– Они что? – холодно заметил Фрэнсис.
– Что они спят вместе.
– Это отвратительно!
– Это почему же? Из-за межрасовых отношений? Да ты-то не будешь против! Ведь ты – такой прогрессивный! Терпимый!
– Можно быть прогрессивным и при этом не впутываться во все сексуальные отношения! То есть я хочу сказать, что у Патрика – красивая жена, он порядочный, достойный муж, и ты не имеешь права…
– Да, да, а Кэт Тэрбокс живет одна, в городе, в каком-то жалком домишке. Она ушла от мужа, который хорошо относился к ней и готов принять ее назад в любую минуту. А ты говоришь мне, что здесь нет никакого подвоха.
– Ты переворачиваешь все с ног на голову, и я не могу понять, где правда, а где вымысел! Ты начинаешь с редакционной статьи и неожиданно переходишь к обсуждению Кэт! Если уж тебя так интересует ее личная жизнь, почему бы тебе не спросить у нее самой?
