– Нет, Роберт. Я принесу им обед наверх и оставлю их в покое. А твой обед уже готов.
– Ешь сама, если можешь. У меня нет аппетита. Она поднялась с тарелками для Эмили и Энни, но они обе отказались. Чувствуя тошноту, она вернулась на кухню и тоже не смогла притронуться к еде. Даже звон тарелок был достаточно громким и заставлял ее вздрагивать. Когда стемнело, она вышла на улицу и села на ступеньки с Джульеттой, единственным непотревоженным созданием в этом доме. Она сидела здесь долго, рядом с собакой, как будто хотела получить успокоение от ее доброты. Я пропала, сказала она себе. Она представила себе пассажира, упавшего за борт, одного на плоту в пустом море.
И так закончилась суббота.
В воскресенье дом был еще в трауре. Девочки готовили домашнее задание в своих комнатах, когда она постучала. Возможно, они просто сидели в темноте, ничего не делая. В кабинете Роберт склонился над бумагами за столом, открытый портфель лежал на полу позади него. Никто ничего не говорил. Разрыв был окончательным. А Линн ощущала отчаянную потребность выговориться. Она думала о людях, которые любят и любили ее: о своих родителях, теперь уже умерших, которые посвятили свою жизнь ей, точно так, как она это делает в отношении Эмили и Энни; о Хелен, которая – и здесь она должна бы улыбнуться немного горестно – немного побрюзжала бы и вместе с этим утешила бы ее; и затем о Джози. Однако никому из них она об этом не расскажет. Ее отец пришел бы в негодование, будь он жив, а Хелен сказала бы: «Помни, мне он никогда не нравился, Линн». А Джози анализировала бы.
Нет. Никому из них. И она подумала, как всегда: супружеская жизнь – заколдованных круг, в который не может войти ни один посторонний, иначе этот круг никогда не замкнется вновь. Ничто не должно выйти за его пределы. Она без всякой цели бродила по дому, затем вышла в сад, потом снова вернулась. В гостиной она изучала фото Роберта, но сегодня суровое лицо не говорило ей ни о чем, кроме того, что оно красивое и умное. В саду около забора стояли две новые садовые скамейки, которые он заказал по каталогу. Он всегда находил способы украсить дом, сделать жизнь в нем более комфортной. Он повесил скворечники с тростниковыми крышами, и один из них уже был занят семьей вьюрков. Он купил книгу о птицах Северной Америки и изучал ее с Энни, или, во всяком случае, пытался это сделать, поскольку время, в течение которого можно было занять ее внимание, было коротким. Однако он пытался. Тогда почему же, почему он… как же, как мог он…
В кухне зазвонил телефон, и она вбежала внутрь, чтобы снять трубку.
– Брюс вчера был на рыбалке, – сообщила Джози, и привезти домой рыбы на целый взвод. Он хочет зажарить ее на гриле во дворе. Не хотите ли все прийти к нам на ленч?
Линн быстро соврала:
– Девочки готовятся к экзаменам, а Роберт работает дома. Я не осмелюсь побеспокоить его.
– Хорошо, но им нужно есть, – рассудительно сказала Джози. – Пусть они придут, поедят и уйдут.
Она всегда была разумна, Джози. И в этот момент ее рассудительность убедила Линн, и она сказала, почти не думая:
– Я приду сама, если это вас устроит.
– Разумеется, – ответила Джози.
Проезжая вниз по Хэлси-Роуд мимо поместий, а затем через город мимо магазина женской спортивной одежды, кинотеатра из красного кирпича в колониальном стиле и шорного магазина – все в воскресное утро было закрыто, – она начала сожалеть о своем поспешном решении. Поскольку она не имела намерения довериться Джози, она должна будет поговорить о каких-нибудь пустяках или, скорее всего, выслушать, что ей расскажет Джози, которая, конечно, коснется первой страницы «Нью-Йорк Таймс». Но она не повернула назад и через небольшой город выехала к месту, где большие поместья уже давно разрушились, где участки новых домов располагались напротив участков псевдоелизаветинских домов, построенных здесь в двадцатые годы.
Один из таких домов купил Леман. Это был довольно тесный маленький домик.
– Он мог бы позволить себе дом получше, – заметил Роберт с некоторым презрением.
И Линн ответила наивно:
– Джози говорила мне, что они не могут позволить себе ничего лучшего из-за ее больших затрат на врачей и лекарства.
Роберт воскликнул:
– Что? Нечего сказать, это, по меньшей мере, недостойно ходить по всей округе и рассказывать людям о своих делах.
– Она не ходит по всей округе. Мы друзья.
– Друзья или нет, эта женщина говорит слишком много. Я надеюсь, ты не научишься от нее плохим привычкам. – И далее он сказал: – Брюс жадный. Он мыслит ограниченно. Я понял это с самого начала.
Но Брюс не был жадным. Болезнь Джози стоило целого состояния, и, как говорила сама Джози, кто знает, что еще может случиться? Это она не разрешала ему тратить больше.
Брюс был на заднем дворе, когда она подъехала, и старательно шлифовал комод, а его кудрявые волосы падали ему на очки.
Он позвал Линн:
– Иди посмотри на мою находку. Какая работа! Я нашел его на прошлой неделе в антикварном магазине. Должно быть, на нем двадцать слоев краски. Я предчувствую, что, когда я дойду до первого слоя, окажется, что это волнистый клен. Ладно, посмотрим.
Его энтузиазм трогал ее. Ямочка на подбородке придавала свежесть лицу.
– Ты действительно слишком много времени уделяешь антиквариату с тех пор, как вы приехали на восточное побережье, – сказала она.
Когда она вышла из тени на яркий свет, он увидел ее лицо. На мгновение его глаза расширились, но он снова склонился над своей работой и заговорил, как будто ничего не видел.
