принялась внимательно изучать снимки, негромко напевая какую?то странную заунывную мелодию на неизвестном Костику языке. Потом она вынула из бюро старинные карты и стала раскладывать их, смешивать, тасовать и снова раскладывать. Продолжалось все это минут пятнадцать.
После чего хозяйка квартиры подняла голову от карт и, устремив в сторону Костика совершенно отсутствующий взгляд, спросила:
— Вы можете оставить мне эти фотографии дня на три? Мне надо серьезно собраться с силами. Ничего обещать не имею права, но попробую.
И давая понять, что аудиенция закончена, встала и повелительным тоном сказала:
— Позвоните мне в конце этой недели! — Хозяйка решительно направилась к Костику, чтобы проводить его.
Следуя за ней, Костик обратил внимание на странность ее походки: она двигалась вперед не по прямой, а по кривой, выписывая на ходу какие?то полукруги. Костику пришло на ум, что в детстве эта дама обучалась балету. Но это к делу отношения не имело. А имело вот что. Еще только войдя в квартиру, Костик спохватился, что не спросил у Милены, как с Эльзевирой Готфридовной расплачиваться. И в момент прощания чувствовал себя до жути неловко, но все?таки, смущаясь, спросил:
— А сколько я вам должен?
— Милый мальчик, неужели я произвожу впечатление бедствующей старушки, нуждающейся в деньгах? — спросила Эльзевира почти шепотом.
Костик замялся и покраснел.
— Отвечайте! — повелительно воскликнула она.
— Конечно, нет, но вы потратили на меня время и… силы, а кроме того, всякий труд, ну, в общем, должен быть оплачен, — невразумительно излагал Костик прописные истины.
— Мне, увы, почти уже ничего не нужно, Костантэн, — она произнесла его имя на французский манер. — Свободного времени у меня много, даже очень много. А вот сил уже мало, и их не купишь ни за рубли, ни за доллары, ни за золотые соверены или дукаты. Меня уже ничто не радует и почти ничто не забавляет, хотя как женщина, которая знала многих мужчин, я понимаю, почему Милена так к вам привязана. — Она потрепала вконец растерявшегося Костика по щеке и слегка ущипнула — пальцы у нее были сильные и цепкие.
Эльзевиру Готфридовну посещали не так уж часто — большинство ее друзей и знакомых уже умерли, а новых друзей она принимала исключительно по солидным рекомендациям. Но вечером того же дня к ней без всякого предупреждения пожаловал еще один гость. Когда она уже собралась всерьез заняться делом Костика, в дверь позвонили условным звонком.
Так мог звонить только один человек, которого она знала давно и очень давно не видела.
Прежде чем открыть дверь, хозяйка долго смотрела в глазок, чтобы разглядеть знакомое лицо, но воротник поношенного, совершенно затрапезного плаща гостя был высоко понят, а на лоб надвинута какого?то немыслимого фасона шляпа, какие носили в Москве в пятидесятые годы прошлого века.
За долгие годы знакомства она привыкла к его маскарадам. В каком только обличье он не являлся к ней — и венецианского патриция, и левантийского купца, и офицера наполеоновской гвардии.
Наконец она распахнула дверь. Вошедший мгновенно сдернул шляпу и склонился перед ней в почтительном поклоне. Она величественно протянула ему руку, которую он церемонно поцеловал, после чего заключил ее в объятия.
— Эли!
— Феликс!
Если вы, уважаемый читатель, еще не догадались, то пришедший был именно он, наш старый знакомец — вездесущий и таинственный Широши.
— Сколько лет мы не виделись? — воскликнул Широши. — А ты, как всегда, великолепно выглядишь!
— Спасибо за дежурный комплимент. С тобой мы не виделись лет десять, а мне уже дают, особенно молодые люди (она припомнила потуги Костика определить ее возраст), лет под пятьдесят.
— Совсем даже неплохо, — одобрительно откликнулся Широши.
И тут они оба расхохотались только им одним понятной несуразице.
— Садись, отдыхай, ты ведь как всегда в пути из точки «А» в точку «В». — Она зажгла ароматические свечи в небольших серебряных подсвечниках.
Столик с гнутыми ножками, за который уселся Широши в низкое кожаное кресло с высокой спинкой, стал заполняться какими?то небольшими фляжечками разных форм, и среди них выделялась плоская, из потемневшего от времени серебра бутылка с затейливым вензелем «Э. М.». На, казалось бы, небольшом столике уместились и большая ваза с фруктами, и еще одна ваза поменьше с какими?то брикетиками трав и облатками. Две маленькие серебряные рюмочки, вместимостью граммов по двадцать пять, стали последним украшением этого удивительного стола.
— Твои настойки не только целебны, но и вкусны, — заметил Широши, пробуя буквально по капельке из разных фляжек.
— Но все труднее становится добывать ингредиенты: многие травы и растения уже просто не существуют — в погоне за техническим прогрессом глупое человечество так загадило землю, что они исчезли или переселились высоко в горы. Представь себе, я теперь руковожу мощной контрабандной сетью. Травы мне везут нелегально со всего Востока. Слава Всемогущему! Таможню интересуют исключительно наркотики, а мои травки выглядят на редкость безобидно, да их и надо немного. Так что на гербарий начинающего любителя–ботаника внимание почти не обращают.
Пришел черед и бутылки с вензелем. Из нее хозяйка отмерила ровно по семь капель ярко–красной жидкости.
— У тебя этого средства еще много осталось? — деловито поинтересовался Широши.
— На мой век хватит, — неопределенно ответила Эльзевира.
— Не понимаю, что ты так упрямишься! — с видимым раздражением воскликнул Широши. — Мои химики творят настоящие чудеса, и они давно бы вычислили рецепт твоего великого деда. Согласись, средневековые алхимики, несмотря на всю их гениальность и провидческий дар, не обладали современными знаниями и способами синтеза.
— Пусть этот секрет умрет вместе со мной, — строго произнесла Эльзевира. — Так завещал дед, и я не смею нарушать его завет. Кому как не тебе известно, как безнравственно и опасно нарушать завет предков, сэр Малколм Макфей!
Женщина назвала старого друга одним из его имен, ибо хотела напомнить, что он?то сам строго соблюдал все старинные заветы семьи, вычитанные им в древних книгах библиотеки родового замка.
— Ладно, — примирительно согласился Широши, — эликсира нам с тобой хватит еще лет на триста, а может, и подольше. Я не прав?
— Ты прав, как всегда, дорогой Феликс, — уголками губ улыбнулась Эльзевира.
— Но, как ты понимаешь, я пришел к тебе совсем по иному поводу, — с нескрываемой озабоченностью сказал Широши. — Ты не замечала в последнее время, что за тобой следят?
— Нет. — Эльзевира с явным недоумением покачала головой. — Из дома я практически не выхожу и всю связь с внешним миром осуществляю через хорошо известную тебе Марту.
Марта была женщиной огромных размеров и туманного для всех соседей происхождения, ибо по–русски говорила с сильным акцентом и много лет состояла при Эльзевире в качестве домоправительницы и доверенного лица. Жила она в соседней квартире. Обе квартиры соединяла тайная дверь.
— Последнее время у меня никто не бывает, — продолжала Эльзевира. — Правда, именно сегодня утром меня посетил один милый молодой человек.
— Зачем? — отрывисто спросил Широши.
Эльзевира в двух словах объяснила суть дела.
— Звали этого молодого человека Константин Рокотов, — уверенно сделал вывод Широши.
Эльзевира привстала с кресла и погладила своего нежданного гостя по голове:
— Ты в своем репертуаре, мой верный друг. Ты, как всегда, все знаешь!
— В данном случае ничего удивительного, — без ложной скромности объяснил Широши. — Константин Рокотов — один из самых молодых и подающих надежды частных детективов России. А такие
