Н. Г. Чернышевский. Книга вторая

При таком взгляде на деньги, нашему автору оставалась открытой только одна область критики, т. е. опять-таки утопическая критика буржуазных отношений: оттенение невыгодных сторон денежного хозяйства, указание несоответствия этого хозяйства с требованием 'теории'. На этот счет он делает несколько весьма метких замечаний, которые, однако, ввиду неудовлетворительности общего понятия его о деньгах, не могли не сопровождаться совершенно ошибочными соображениями. Он справедливо утверждает, что при естественном хозяйстве, по самой логике отношений, невозможно такое экономическое подчинение человека человеку, какое возникает при денежном. По своему обыкновению он поясняет свою мысль примером.

'Представим себе, — говорит он, — отношение между человеком очень богатым и человеком очень зажиточным при так называемом, в противоположность 'денежному', — 'естественном' хозяйстве, в котором деньги не играют важной роли. В табунах киргиза Абдаллы 10.000 голов; у киргиза Юсуфа весь табун состоит из 100 голов. Какую экономическую власть над Юсуфом может иметь Абдалла своим богатством, если они кочуют в такой части степи, куда еще не проникло денежное хозяйство? Предположив Юсуфа человеком обыкновенного характера, мы не можем не сказать, что он не имеет ни малейшего расчета становиться в экономическую зависимость от своего богатого соплеменника. Что такое, особенно нужное для него, может дать ему Абдалла? Лошадей и кумыса у Юсуфа довольно, он не нуждается в этих предметах. А кроме них, ничего не может предложить ему Абдалла. Предположим теперь, что введено в этом племени денежное хозяйство. Пусть лошадь круглым счетом стоит 10 руб. Абдалла располагает суммою имущества на 100 тысяч. Юсуф имеет его только на 1 тысячу рублей. Каждому из ежедневного опыта известно, каково при денежном хозяйстве отношение небогатого человека к соседу, который в 100 раз богаче его. Это отношение зависимое. Из чего возникает зависимость? Из того самого, что деньги служат всеобщею покупательного силою, дают возможность удовлетворения не одной какой-нибудь потребности, как дает продукт, прямо служащий для потребления, а общую возможность удовлетворения всяким вообще наклонностям и желаниям. Человек может чувствовать, что ему нет нужды в том или другом предмете, что этот известный предмет был бы для него лишний: но он никак не может чувствовать уверенности, что ему никогда не понадобится ничего. А чтобы не желать денег, надобно иметь такую уверенность, и не только за настоящее или ближайшее будущее, а за всю свою будущность' [114]. Развивая далее эту мысль, Чернышевский говорит, что 'только в деньгах приобретается человеком экономический источник совершенно праздного наслаждения'. Это совершенно верно, в том смысле, что развитие денежного хозяйства, т. е. товарного производства, необходимо приводит на известной ступени своего развития к превращению в товар рабочей силы и тем самым к эксплуатации одного класса другим. Но экономические свойства 'денег' означают не что иное, как взаимные отношения людей в общественном процессе производства. Между тем, Чернышевский, по-видимому, склонен объяснять их свойствами того материала, из которого делаются деньги. Он рассуждает так: 'Почти все предметы, прямо служащие для потребления, очень недолговечны. Значительным исключением из этого правила можно назвать только благородные металлы, материал, из которого делаются деньги, от которых довольно мало отличаются и золотые или серебряные слитки, хотя бы и не имели штемпеля, делающего их деньгами в строгом смысле слова (Чернышевский хочет сказать — монетой). Остальные важные в экономическом отношении предметы не имеют свойства долго сохраняться сами собой, — это свойство принадлежит только деньгам. Есть многочисленный разряд продуктов, которые не могут быть далее нескольких лет сбережены никакою заботливостью. Сюда принадлежит хлеб, во всех земледельческих странах самый главный по своей ценности продукт. Эти продукты сохраняются только воспроизведением, то есть посредством переработки продукта такою же массою труда, какая была нужна на первое производство. Другие предметы долго остаются целы, — например, каменные здания, — но требуют ремонта, который за несколько лет в сложности составит сумму труда, равную той массе его, которая требовалась на первоначальное производство предмета. Без этого они быстро теряют годность и ценность. Таким образом, говоря вообще, деньги отличаются от других продуктов тем, что продолжают существовать сами собой, без надобности в дальнейшем производительном труде, дают полное увольнение от него человеку, их имеющему, — между тем как сохранение всех других предметов требует продолжения работы, которою они первоначально приобретены'.

Почти излишне доказывать неудовлетворительность подобных объяснений. Читатель, вероятно, видит их и без наших указаний. Он видит, что Чернышевский повторяет здесь ошибку многих и многих экономистов, приписывавших вещам те свойства, которые в действительности принадлежат общественным отношениям. Значение денег так же мало определяется физическими свойствами благородных металлов, как меновая стоимость товара определяется его вещественными особенностями. Физические свойства благородных металлов делают лишь то, что они оказываются более подходящими для роли денег. Точно так же подчинение человека человеку, экономическое порабощение одного класса другим происходит при денежном хозяйстве не оттого, что деньги не требуют для своего сохранения никакого труда со стороны своего обладателя, а оттого, что развитое товарное производство приводит, как мы уже сказали это выше, к превращению рабочей силы в товар, к ее продаже и покупке, т. е. к ее эксплуатации. Только в силу такой эксплуатации деньги и могут служить 'источником праздного наслаждения' не только для отдельных лиц, но и для целых классов; и, наоборот, без посредства такой эксплуатации деньги могли бы явиться источником 'праздного наслаждения' разве лишь в том случае, когда производителю, трудом целой жизни, удалось бы скопить себе 'малую толику' под старость. Но Чернышевский, конечно, имеет в виду не этого рода 'праздное наслаждение'.

Очень характерно для Чернышевского, державшегося утилитарного учение о нравственности, то обстоятельство, что, нападая на денежное хозяйство, он опасается, как бы не заподозрили его в излишней сентиментальности. 'В признании принципа личной пользы за основное побуждение и за последнюю норму всей экономической деятельности человека мы не уступим ни одному писателю школы Адама Смита и идем гораздо дальше большинства рутинных политико-экономистов, которым предоставляем толковать вслед за моралистами о необходимости идеальных стремлений, — оговаривается он… — Мы находим, что расчет личной пользы есть один из главных руководителей человека, и рассуждаем только о том, что наиболее сообразно с личной выгодой человека, и желаем лишь того, чтобы люди стали расчетливее… Порядок дел, при котором над всеми господствуют деньги, мы находим неудовлетворительным не потому, что люди при нем своекорыстны, — они всегда будут да и должны больше всего думать о своей личной выгоде, — а просто потому, что при нем слишком плохо удовлетворяется потребность материального благосостояния у огромного большинства людей, что для этого огромного большинства он не выгоден' [115].

Каким именно экономическим порядком должно быть заменено, по мнению Чернышевского, невыгодное для большинства денежное хозяйство — это мы уже сказали, излагая его учение о стоимости. Больших размеров хозяйственная единица, собственными силами удовлетворяющая большую часть своих потребностей и обменивающая лишь незначительное меньшинство своих продуктов — таков идеал нашего автора. Но обмен этого меньшинства продуктов между отдельными хозяйственными единицами должен вестись посредством денег. 'Иначе вестись ему слишком неудобно, и само по себе употребление денег или равнозначительных им общих знаков ценности — дело очень полезное. Восставать против них значит то же самое, что вооружаться против носовых платков, которые сами по себе тоже вещь превосходная и необходимая в порядочном обществе для дела, к которому предназначены. Мы вовсе не желаем возвратить людей к тому состоянию, когда они обходились без посредства носового платка. Но совершенно иной вопрос то, хорошая ли вещь насморк, при котором роль носового платка становится очень велика. Мы полагаем, что человеку следует лечиться от насморка, и что когда насморк пройдет, носовой платок потеряет сам собою ту излишнюю занимательность, в которой виноват вовсе не он сам' [116]. Таким образом, по учению Чернышевского, социалистическая организация производства не устранит денег, а только сузит роль их, отводя ей надлежащие пределы.

Заметим еще мимоходом, что Чернышевский разделял то, долго господствовавшее между буржуазными экономистами, мнение, по которому цены товаров определяются количеством обращающихся в стране денег. В действительности происходит как раз наоборот: количество находящихся в обращении денег определяется ценами товаров. Но это уже слишком специальный вопрос, и мы не можем его здесь рассматривать [117].