жарко!
В одиннадцатом часу утра поехали с Олегом в аэропорт. В дипломате Костя вез диадему. Проводив гостя, позвонил знакомому ювелиру.
Геннадий Тимофеевич Носов, известный в Петербурге мастер ювелирных дел, ожидал подполковника у метро «Черная речка». С ним Костя был знаком давно, последние два или три раза они виделись на квартире дяди. Геннадий Тимофеевич изготовлял для Амалии несколько сложных украшений.
Встретились по-родственному: обнялись, сели на лавочку.
— Геннадий Тимофеевич, хотелось бы с вами заключить деловой союз, — надолго и, по возможности, негласный, известный только нам двоим.
— Готов служить Отечеству, — и с удовольствием! — мастер склонился покорно, давая понять, что дело имеет с представителем власти.
— Для начала хотел бы показать вам вещь, но не здесь…
Подполковник бросил взгляд на снующих во все стороны прохожих.
— Может, в машине…
— Как будет угодно.
Они сели в автомобиль, и Костя отъехал в пустынное место. Здесь показал диадему.
Геннадий Тимофеевич оглядел со всех сторон футляр, покачал головой, произнес «Да-а…» Вынул из кармана маленькую и тоже в чехле лупу. Зажал ее у правого глаза и осмотрел футляр диадемы. Видно, и футляр говорил ему о многом.
Мастер ловко открыл замок, вынул диадему. Медленно поворачивал перед глазами и отдалял от себя, и приближал, потом стал разглядывать бриллианты, трогал их руками, снимал пыль замшей. И вновь, закрепив у глаза лупу, подолгу и с разных сторон осматривал камни.
Еще раз оглядев диадему с расстояния вытянутой руки, бережно вложил ее в чехол и вернул хозяину.
— Не стану спрашивать, как попала в ваши руки эта вещь, но замечу: цены ей нет.
Ювелир достал из портфеля свежий номер журнала «Молодая гвардия», открыл нужную страницу и протянул Косте.
— Тут есть место, как раз к нашему случаю. Вот, читайте.
Подполковник читал: «…В прежние времена колье из двадцати восьми или тридцати трех сверкающих горошин жаждали к круглой дате лишь державные супруги… А каждая обработанная по граням горошинка стоит «Жигулей»… На днях Галина Леонидовна собственной персоной в кабинет ввалилась со свитой. Прослышала дама: готов к отправке набор украшений к бальному платью королеве Дании. Поступил такой заказ русским умельцам. Уже оплачен: триста семьдесят тысяч долларов… Дочь Брежнева не превозмогла любопытства: что позволяют себе короли? Примерила… и не сняла с себя… Филигранная работа целого коллектива мастеров принесла заводу не прибыль, а громадный убыток».
Мастер взял журнал и сунул его в портфель. Показав рукой на «дипломат», сказал:
— Ваша диадема многих таких колье стоит.
— Продать ее можно?
— О-о! В день эту операцию обкрутим. Только вот… Если наличными — многовато будет.
— В «дипломат» уместятся?
— Нет, небольшой чемоданчик нужен. Для долларов.
— А сколько комиссионных возьмут?
— Мой человек надежный, много не берет. Десять процентов.
— Он же и оценивать будет?
— Ну нет, цену назначаю я сам. Однако он тоже знает подлинную стоимость. На том и наш союз с ним держится.
— Какую же цену вы назначите?
Ювелир молчал. Он ждал этого вопроса, готовился к нему и теперь, когда он прозвучал, ответил не сразу. Смолоду связав свою судьбу с золотом и бриллиантами, усвоил правило, которое никогда не нарушал: не лгал и никого не обманывал. Даже в мелочах! И чем крупнее была сделка, тем тщательнее он оценивал, просчитывал. Боялся ошибиться.
Наконец сказал:
— Миллион двести тысяч долларов.
— Так много? А если будут давать меньше?
— Не отдам. Но уверен: он отсчитает названную сумму. Сто тысяч ему отвалится от этой сделки, — какой дурак откажется от таких комиссионных!
— Ну, а вы? Что вы будете иметь от сделки?
— Я себя в этих расчетах не числю. Я за кадром.
— Все понял. Оплата вашего труда за мной. Договорились?
Поехали на канал Грибоедова. У старинного трехэтажного особняка остановились. Геннадий Тимофеевич бережно взял футляр с диадемой…
— Здесь меня ждите. Хоть и час, и два, — ждите. Мастер прошел несколько домов и свернул к подъезду, но в этот момент Костя его окликнул:
— Стойте! Подбежал к нему.
— Не надо! Я передумал.
Сели в машину, Костя повез мастера домой.
— Нет, нет, — качал головой Костя. — Нельзя, не имею права. Не могу допустить, чтобы наше национальное достояние уплыло за границу.
Ювелир, прощаясь с подполковником, говорил:
— Я вас понимаю. Понимаю.
Поблагодарив мастера и оплатив его труды, Костя отвез его домой и устремился за город, к дяде Васе. Здесь он вырыл в трех местах клады, достал сверток из тайника, собрал все, что привез из музея, и поехал в город. Тут он заехал в гараж, взял остальные сокровища и вскоре был дома. В квартире отыскал ключи от дядиного сейфа и заложил туда все ценности. Положил на них лист бумаги со словами:
«Эти ценности изъяты у преступников и принадлежат России.
Подполковник милиции К. Воронин»
Спрятал ключи. И облегченно, с радостью и охватившим его воодушевлением вздохнул. Он теперь свободен, он чист перед людьми и совестью.
Прилег на диван и скоро уснул.
Серебристый «форд» катил по Приморскому шоссе из Репино, где Анна, как обычно, покупала продукты. Накрапывал мелкий, почти невидимый дождь, и тучи, плывшие от Кронштадта, словно бы валились с неба, грозя поглотить и берег Финского залива, бежавший с правой стороны, и по-ночному чернеющий массив леса, плывущий куда-то в сторону по левую руку. Начало сентября выпало сырым и пасмурным, осень хотя еще и хранила тепло жаркого лета, но датские проливы уж посылали на берега Невы первые вестники осенней непогоды.
Страстно влюбленная в автомобиль, Анна в то же время любила езду нескорую. И опасностей меньше, и подумать можно. А думать ей было о чем. Странная метаморфоза приключилась с ней после успешного дебюта ее второй книги — повести, в которую заключила она печальную историю своей любви. И хотя там нет Анюты как таковой, не обозначен Олег, но история схожая и чувства те же самые, что вот уже третий год терзают ее сердце. Писалось ей легко: не надо было ничего придумывать, и чувства, и все переживания главной героини до боли ей знакомы, — может, тем и тронула повесть читателя, что все там от жизни и от ее собственной судьбы. Но вот парадокс: ей-то самой не принесла радости повесть, и то, что книга хорошо раскупается, тоже ее не тронуло. Что-то ушло из ее сердца с этой повестью, отболело, отгорело, словно рукопись и была тем костром, где она сжигала свою любовь к Олегу. Явился он здесь, на пороге дома дедушки, — и она его встречает, но для нее он теперь будто бы просто знакомый. Не встрепенулось, не зашлось девичье сердце сладкой истомой, — обрадовалась, да, но как-то так, не очень и
