Владимир Авдеевич был главным редактором, а Виктор — одним из многих авторов журнала, весьма популярного у молодежи.
— Приезжайте ко мне! — обрадовался Мезин, услышав в трубке знакомый голос. — Позавтракаем, поговорим и поедем в редакцию.
Мезин жил на Первой Мещанской. В его домашнем кабинете стояло глубокое кожаное кресло. Утонув в нем, Виктор пил черный кофе и наслаждался беседой.
— Мы же опаздываем! — закричал Мезин, взглянув на часы. — А ну, помчались.
Они удачно поймали такси, доехали до станции метро «Площадь Революции», а затем по горьковско-замоскворецкой линии метрополитена добрались до «Автозаводской».
И вот редакция. Владимиру Авдеевичу не до гостя: он что-то подписывает, кого-то наставляет… Наконец, кипа бумаг на столе иссякла.
— Кажется, все… Показывайте, что привезли!
Виктор потянулся к портфелю — его не было. А в портфеле — единственный экземпляр рукописи. Сердце сжалось. Но тут же он почувствовал облегчение. Увидел самого себя в кресле, Владимир Авдеевич кричит: «Помчались!». Они вскакивают, сломя голову бегут в прихожую одеваться…
— Забыл портфель у вас дома, — смущенно сказал Виктор.
— Дело поправимое! — Мезин снял трубку.
— Рядом с креслом…
— Да нет, — произнес Владимир Авдеевич через минуту. — Не нашли портфеля.
— Плохо искали. Я же твердо помню: портфель на полу справа от кресла.
Мезин позвонил еще раз.
— Нет его там, не сквозь пол же провалился!
И здесь Виктор вспомнил, что, когда они выходили, портфель был-таки у него в руке. Он даже ощутил на ладони упругую неподатливость ребристой ручки, словно сжимал ее минуту назад. Значит, портфель остался в такси. Ну да, так оно и есть! Они с Мезиным расположились на заднем сиденье, вполоборота друг к другу, портфель был между ними. Таксист припарковал машину задом, Виктор вышел в одну сторону, Мезин — в другую.
В Москве насчитывалось семнадцать таксомоторных парков и примерно десять тысяч такси. В любом из них мог сейчас лежать злополучный портфель.
И Виктор начал обзванивать таксомоторные парки. Ему отвечали: рано, позвоните завтра, а еще лучше послезавтра, и не волнуйтесь, все двадцать тысяч московских таксистов (по два сменщика на машину) — люди бескорыстные, на что им портфель с никому не нужной рукописью!
Через два дня стало очевидно, что ни один из таксистов портфеля не обнаружил, выходит, пропажу нужно искать в другом месте.
Ну, конечно же: метро, полупустой вагон, они сидят также вполоборота (удобнее разговаривать), портфель посередине, за разговором чуть не проворонили «Автозаводскую» — выскочили под «осторожно, двери закрываются!».
Оставалось надеяться на хрестоматийную честность шести миллионов москвичей, каждый из которых, исключая грудных младенцев, мог подобрать портфель. Надежда привела Виктора в бюро находок Московского метрополитена. Там добросовестно и благожелательно переворошили множество забытых портфелей, а заодно чемоданов, баулов и папок, — увы, поиски оказались безрезультатными.
…Командировка заканчивалась, и перед отлетом Виктор зашел в редакцию попрощаться. По дороге попал под дождь.
— Повесьте плащ, пусть просохнет, — посоветовал Мезин, — а халат снимите, это нашей уборщицы.
Под халатом был портфель.
— Происки гуманоидов, — серьезно сказал Мезин. — Заинтересовались вашей рукописью, не иначе! Издадут где-нибудь на Центавре, потом неприятностей не оберетесь!
— Пускай издадут, — беспечно махнул рукой обрадованный Виктор. — Это как раз повесть о встрече с внеземным разумом.
— Тема уж больно избитая!
— Ты забыл заповеди галактического разведчика, — упрекнул Тре Умф.
— Я помню их, — возразил Си Лен. — Наблюдать. Исследовать. Обобщать…
— И это все?
— Ну, еще… Не мешать. Не помогать. Не вмешиваться…
— А ты сперва помешал, потом помог и оба раза — вмешался. В результате разоблачен. Так что ближайшим рейсом отправляйся домой, на Центавр.
— Ума не приложу, как он догадался, этот Мезин… — сокрушенно проговорил Си Лен.
— И на что тебе понадобилась рукопись?
— Да не рукопись, а портфель. Обычно портфели из синтетики, а здесь настоящая свиная кожа! Вы нюхали когда-нибудь свиную кожу?
Мене, текел, фарес!
Лица их еще дышали жаром только что отгремевшей битвы. Успех был полный. Президент Сегилья (они называли его не иначе как тиран и узурпатор) успел бежать, охрану перебили, министров взяли под стражу.
Настало время подумать о будущем. До сих пор все пятеро были едины. В случае неудачи их расстреляли бы скопом как главарей мятежа. Сейчас они стали вождями, членами Высшего органа. И, в качестве таковых, собрались на первое заседание.
— Братья, революция победила! — патетически воскликнул Ноэль Сенк. — Тиран и узурпатор низвержен, народ обрел свободу!
— Бросьте, Ноэль, — поморщился полковник Умберто Кранк. — Вы не на трибуне. Революция? Пусть будет так, хотя по мне это просто переворот. Военный переворот.
— Но наши цели… высокие идеалы…
— Не пудрите нам мозги, Ноэль. Когда три года назад Сегилья захватил власть, он тоже называл себя революционером и целых три месяца кричал об идеалах, попранных его предшественником. Вы не хуже, чем он, можете довести толпу до экстаза. Но не нас. Мы собрались, чтобы…
— Поделить власть, — иронически подсказал майор Уолтер Эшби. — Нас пятеро, а президентское кресло одно. Боюсь, что в этих условиях оно окажется шатким.
— Его займет достойнейший, — напыщенно воскликнул Сенк.
— Например, вы?
— Хотя бы и я.
— Но как убедиться, что достойнейший именно Ноэль Сенк, а не Умберто Кранк, Орландо Маркос, Симеон Зиро или я, Уолтер Эшби?
— Мы восстановили в нашей многострадальной стране демократию, значит президент должен быть избран путем голосования.
— Ноэль, — изумился доктор Маркос, — вы предлагаете объявить всеобщие выборы?
— О нет, народ пока еще не дорос до выборов. Это следующий этап нашей революции.
— То же самое говорил Сегилья, — проворчал полковник Кранк. — Свобода, демократия… Чуть погодя! И, конечно же, выборы… Когда масса политически созреет.
— Я предлагаю голосование в узком кругу. Пусть каждый из нас введет в компьютер имя достойнейшего. Если никто из кандидатов не наберет абсолютного большинства голосов, то во втором туре…
