значение изменяются вместе с временными ценностями и поветриями в криминологии. Эти задачи — реабилитация, наказание, изоляция от общества, возмездие и казнь.
Реабилитация основана на утверждении, что человека, совершившего какой-нибудь серьезный антиобщественный поступок, можно поместить в надлежащую среду, предоставив попечению специалистов, заставив его изучить и осмыслить собственное поведение в прошлом и, компенсировав недостающие стороны его жизни (такие, как общеобразовательная или профессиональная подготовка), изменить его, превратив в сознательного и законопослушного члена общества. Концепция реабилитации присуща самому термину «исправительный». Когда родители наказывают ребенка, это наказание несет идею «исправления» его поведения. В большинстве штатов учреждения тюремной системы называются исправительными. Когда реабилитация действует успешно, не возникает вопроса о наилучшем и наиболее продуктивном применении исправительной системы. Она существует по одной, причине: если мы можем плохого человека превратить в хорошего (а затем выпустить) — значит, одним плохим человеком будет меньше. Разумеется, это весьма наивное и ограниченное суждение, но при определенных обстоятельствах оно срабатывает. Если человек крадет потому, что у него нет работы и специальности, и если он получит эту специальность, а потом найдет работу, тогда, возможно, у него возникнет уважение к себе и отпадет необходимость красть. Если человек крадет, чтобы поддержать свою привычку употреблять наркотики и может отказаться от них, значит, мы сумеем пойти дальше и помочь ему обрести работу и уважение к самому себе. Но суть в том, что во многих, если не в большинстве случаев, этот принцип не действует, и преступник вскоре вновь возвращается к прежней жизни. Я не хочу сказать, что не стоит тратить время, силы или деньги в попытках превратить преступников определенного типа в порядочных людей, — я еще не утратил надежды.
Но основываясь на многолетних исследованиях и еще более длительном опыте, я считаю, что надеяться не на что, когда речь идет о серийных убийцах и сексуальных хищниках, людях, за которыми я охотился и которых изучал большую часть своей жизни. Эти люди совершают преступления не потому, что хотят есть или спасти семью от голодной смерти, или даже поддержать свое пристрастие к наркотикам. Они поступают так потому, что хотят этого, потому, что при этом испытывают удовлетворение. Несомненно, вы можете возразить — и я соглашусь с вами, — что многие из них пытаются компенсировать преступлениями плохую работу, низкую самооценку, дурное обращение со стороны родителей и так далее. Но это еще не значит, что мы должны стремиться помочь им реабилитироваться.
Мой коллега Грегг Мак-Крэри проводит аналогию с кексом. Вы испекли шоколадный кекс, который приятно пахнет и аппетитно выглядит, но, едва попробовав его, вы понимаете: что-то здесь не то. И тут вы вспоминаете: «Ах да, вдобавок к яйцам, муке, маслу и какао (или что там еще положено по рецепту) я подмешал сюда немного колесной мази из гаража. Значит, единственный недостаток этого кекса — колесная мазь! Стоит только найти способ извлечь ее из кекса, и он станет превосходным».
Вот так мои коллеги, товарищи и я сам относимся к реабилитации сексуальных хищников, особенно серийных. Дело в том, что в подавляющем большинстве случаев потребности, желания и отклонения характера, которые заставляют их причинять боль и убивать ни в чем не повинных мужчин, женщин и детей, настолько глубоко внедрены в их натуру, что извлечь их оттуда можно с таким же успехом, как колесную мазь — из кекса.
Дело писателя и убийцы Джека Генри Эббота, упомянутое ранее, — всего лишь один пример из множества. Вспоминаю одну особенно трагическую историю, которая тоже может послужить ярким примером. В начале 90-х годов о сбежавшем из тюрьмы растлителе и убийце малолетних сообщили в телевизионной программе «Разыскиваются в Америке». Случилось так, что преступник сам посмотрел эту программу и понял, что окружающие несомненно узнают его и выдадут, его вновь арестуют и на этом все кончится. Зная об этом, понимая, что время его пребывания на свободе истекает, он вышел из дома, сел в свою машину, похитил, изнасиловал и убил еще одного ребенка, прежде чем полиция арестовала его. Он знал, что в тюрьме у него не будет доступа к детям, и потому решил удовлетворить свое желание заранее, пока представилась возможность.
На ум приходит еще одна аналогия — притча о лягушке и скорпионе. Скорпион пришел к лягушке и попросил перевезти его через пруд на спине.
— Нет, — отказалась лягушка. — Если я посажу тебя на спину, ты меня ужалишь и я умру.
— Рассуди здраво, — возразил скорпион. — Я обратился к тебе потому, что не умею плавать. Если я ужалю тебя и ты умрешь, я тоже погибну.
Поразмыслив над его словами, лягушка решила, что скорпион прав.
— Ладно, — сказала она, — садись.
Скорпион забрался на спину лягушке, и они поплыли. Но на середине пруда скорпион ужалил лягушку.
В предсмертной агонии лягушка спросила:
— Зачем ты это сделал? Теперь мы оба утонем.
Прежде чем скрыться под водой и встретить собственную смерть, скорпион пожал плечами и произнес:
— Такова моя натура.
Боюсь, что в настоящий момент никто из нас — офицеров полиции, детективов, агентов ФБР, юристов, судей, психиатров или священников — понятия не имеет, как изменить уже окончательно сформировавшуюся натуру. Вот почему такие люди, как бывший особый агент Билл Тафоя, доктор философии, «футурист» из Квонтико, считали чрезвычайно важной задачей распознание серьезных проблем с поведением у детей и вмешательство в воспитание ребенка в раннем возрасте. Этот человек считал проект «Старт» единственным самым эффективным оружием в борьбе с преступностью в США. Я согласен с Тафоей в том, что необходимо связывать преступление с его причинами. Как мы объясняли всем, кто соглашался нас выслушать, если вы полагаетесь на нас — ФБР и местную полицию — в разрешении проблемы преступности, вам предстоит испытать разочарование. К тому времени, как на наших радарах появляется цель, время упущено: криминальная личность уже сформировалась.
К сожалению, именно по этой причине реабилитация часто не достигает своей цели. Следующий метод — изоляция от общества. Если нельзя «исправить» или «вылечить» этих преступников, надо просто упрятать их за решетку, чтобы обеспечить безопасность остальных граждан. По этому поводу незачем распространяться: преимущества и недостатки метода налицо. Многие люди, склонные к насилию и очень опасные во внешнем мире, меняются в тюрьме, где жизнь имеет строгие правила и где у них нет возможности причинять вред ни в чем не повинным людям. Но некоторые из них находят возможность причинять вред другим заключенным, надзирателям и вспомогательному персоналу. И даже если кто- нибудь считает наиболее благополучные тюрьмы — федеральные и тюрьмы штатов — не опасными для жизни, поверьте словам человека, который постоянно посещает их: жизнь в этих тюрьмах сопряжена с огромной опасностью и риском.
Разумеется, все, кто сидит в этих тюрьмах, — «плохие люди», так кому какое дело, если все они переубивают друг друга? Да, такого мнения придерживаются многие; всех нас раздражает, что налоги, которые мы платим, тратятся на строительство тюрем и содержание заключенных. Не поймите меня превратно: я не сторонник реабилитации, я отдаю предпочтение длительной изоляции наиболее опасных преступников. Но если положение в наших тюрьмах и впредь будет оставаться столь же опасным, не ждите, что после освобождения человек выйдет оттуда более порядочным, чем вошел, — совсем наоборот. Тюремная атмосфера не способствует реабилитации; в нее нельзя просто поместить преступника и не заботиться о последствиях его пребывания здесь. Я не предлагаю выпустить заключенных из тюрем, но мне не нравятся тюрьмы, где жизнь преступников находится в их же руках.
И это приводит нас к заключительному этапу приговора, к наказанию. Можно попробовать метод реабилитации, можно изолировать преступников на длительный срок, но как насчет этой последней цели?
Есть ли смысл заставлять человека страдать за то, что он причинил страдания кому-то другому, и могут ли эти страдания препятствовать совершению очередного преступления?
Позвольте заявить с высоты многолетнего опыта: данные о казни как о средстве устрашения не обнадеживают. Все мы слышали истории о том, как карманные воры орудовали на средневековых публичных казнях преступников, осужденных за воровство. Или, если брать более доступный пониманию и
