мелиоративные системы в начале 90-х годов были расхищены на металлолом. Теперь все это надо восстанавливать, и в Министерстве сельского хозяйства на этот счет готовится большая программа. Сейчас есть новые технологии в мелиорации, которые нужно и можно применять, но для этого нужно, чтобы сельское хозяйство стало экономически эффективным.
За последние годы в России уже появились достаточно крупные серьезные холдинги и в растениеводстве, и в мясном животноводстве, причем это достаточно хорошо интегрированные структуры. Например, животноводческий комплекс в Белгороде считается самым лучшим в Европе, в том числе и по производительности. В растениеводстве тоже есть отдельные крупные предприятия, которые получают не средние по России двадцать, а уже сорок пять центнеров зерновых с гектара.
Правильный ли это путь, делать ставку только на крупные компании? Есть разные модели развития современного сельского хозяйства: польская – там преимущество отдается мелкому фермеру, и модель бывшей ГДР – там преимущество отдается крупным коллективным хозяйствам. Кроме того, есть французская и американская модели, которые тоже имеют свои особенности.
В России пока только крупные холдинги способны дать хорошую производительность, но в Министерстве сельского хозяйства рассчитывают, что потом крупные хозяйства, словно локомотив, потащат за собой и фермеров. Если крупная компания строит какой-то свиноводческий или животноводческий комплекс с большой бойней, все равно ее собственного производства обычно недостаточно для того, чтобы загрузить эту бойню полностью. И поэтому, чтобы она не простаивала, создают мелкие фермерские хозяйства – по сто-двести голов. Или иногда их просто кредитуют кормами для того, чтобы потом забирать скот.
Однако мелкое животноводство развивается плохо, поскольку у людей нет альтернативы – обычно есть только одно место, где принимают скот, и закупщики там дают ту низкую монопольную цену, какую пожелают. Поэтому корова может стоить меньше, чем потраченные на нее корма. Можно, конечно, пойти на рынок и продать мясо там по рыночным ценам. Но для этого нужно разрешение на торговлю, торговое место и много различных дополнительных разрешений, за каждое из которых придется заплатить столько, что продажа мяса на рынке тоже окажется нерентабельной.
Главная же проблема на продовольственном рынке в России та же, что и в энергоресурсах, – плохо налажена переработка. Хотя в этом направлении прогресс несколько заметнее, чем в производстве. Например, Алтай в советское время был поставщиком сырья – зерна и мяса. А сейчас на Алтае развилась прекрасная перерабатывающая промышленность – делают крупы, масла и макароны всех видов на итальянском оборудовании. И похожая картина во многих других регионах, хотя, конечно, сильное отставание от Европы все равно сохраняется, и перерабатывающей промышленности тоже нужна помощь государства.
•
•
•
(По результатам опроса 1800 экономически активных граждан России старше восемнадцати лет на портале «SuperJob»).
(Из комментариев к опросу о мировом продовольственном кризисе на сайте «SuperJob»).
Судя по результатам опросов, большинство жителей России не боится мирового продовольственного кризиса, зато людей возмущают конкретные факты – например, ситуация с гречкой летом–осенью 2010 года. Проблема дефицита – очень типичная для России еще со времен Советского Союза. Причины возникновения этого явления бывают разные – это может быть и реальное соотношение спроса и предложения, и чисто психологическая проблема. Если же говорить конкретно о том, что происходило на внутреннем рынке с гречкой, то, конечно, это был ажиотажный спрос.
Возникает он всегда примерно по одному и тому же сценарию. Сначала народ слышит по радио и телевизору про какую-то серьезную проблему – в данном случае про засуху. Естественно, на этом все переработчики и оптовые продавцы хотят немного нажиться. Поэтому они специально могут придерживать некоторые продукты – для того чтобы создавать ажиотажный спрос и задирать цены. А напуганный прежними дефицитами народ как видит, что что-то заканчивается – сразу же стремится делать запасы.
В 2010 году засуха и страшная летняя жара на самом деле нанесли огромный ущерб. Они серьезно затронули двадцать семь регионов России, и порядка 30% посевных площадей, можно сказать, сгорело. Чтобы не провоцировать дефициты, правительством даже было принято решение закрыть экспорт по зерну. Но, конечно, об угрозе голода не может быть и речи – страна имеет гигантские резервы и продовольствия, и денег, поэтому, если не хватит своих запасов, может и докупить.
Обычно производство зерновых в России составляет около девяноста миллионов тонн в год. В 2010 году собрали около шестидесяти, но от 2009 года осталось госзапасов двадцать пять миллионов тонн зерна, а потребление в России – порядка семидесяти семи миллионов тонн в год. То есть при закрытии экспорта стране должно даже после такого неурожайного года хватить собственных ресурсов, и еще останется небольшой резерв на следующий год. Кроме того, закрытие экспорта позволило задержать рост цен на хлеб на внутреннем рынке России, тогда как на мировом рынке цена на зерно существенно выросла.
Многие, в том числе и Министерство сельского хозяйства, не раз говорили, что регионы России и сельхозпроизводители завышают ущерб от засухи, – для них чем хуже ситуация, тем лучше, поскольку благодаря этому повышаются цены. Сельхозпроизводители, прикрываясь засухой, завышают ущерб, чтобы росли цены на зерно, что в свою очередь является ухудшением конкурентных условий для животноводства, для которого зерновое производство жизненно важно, поскольку зерно – основной корм скота.
В Минсельхозе работает комиссия, которая проводит экспертизу представленного регионами ущерба. И эта комиссия действительно выявила, что регионами ущерб завышается. Но завышается не с точки зрения производства – производство они не могут завысить или занизить. Они завышают с точки зрения тех средств, которые они потратили на поддержку сельского хозяйства в условиях засухи.
В свое время, когда создавался госрезерв, идея была такая: когда зерна много и цены падают, государство его выкупает, чтобы поддержать сельхозпроизводителей, а когда зерна мало – выбрасывает на рынок, чтобы не допустить резкого всплеска цен и тем самым защитить население. Но в 2010-м, несмотря на низкий урожай, выброса зерна на рынок не произошло. В Министерстве сельского хозяйства это объяснили тем, что сразу после сбора нового урожая эта мера нерентабельна. Во время и после сбора урожая идет реализация, и регионы, которые пострадали от засухи, закупают зерно в зернопроизводящих регионах. За счет введения запрета на экспорт цену стабилизировали, и цена эта намного ниже, чем была в пиковые уровни 2007–2008 сельскохозяйственного года. Планировалось, что цена начнет расти в 2011 году, и тогда, чтобы ситуация не стала нестабильной, государство может выбросить на рынок свои резервы зерна.
Вообще кризис и вмешательство государства в экономику, включая тот же запрет экспорта, привели к тому, что вновь зазвучали требования углубить это вмешательство и установить госрегулирование цен, в том числе на гречку и на другие продовольственные товары. Но в условиях рыночной экономики регулировать жестким административным способом нельзя. Конечно, есть отдельные механизмы, которые государство все равно использует, когда начинают расти цены на социально значимые товары. Например, если цены в течение тридцати дней вырастают более чем на 30%, государство может ввести регулирируемые цены сроком на девяносто дней. Но это – крайняя мера. А ситуация с госзапасами зерна – вполне рыночный механизм, предполагающий когда нужно скупать товар, а когда нужно – его продавать.
