1. Экипаж
В кабину доносился свист лазерных излучателей. Собственно, cвистели не сами излучатели, а генераторы накачки, возбуждаемые на звуковой частоте энергией ядерного распада. Зато гораздо более мощный шум газовой струи не был слышен: видимо, конструкторы не учли парадоксальную восприимчивость человеческого слуха и, подавив большие децибелы, пренебрегли малыми. А со временем приятный мелодический звук, вместо того, чтобы стать привычным, начал надоедать и действовать все более раздражающе.
Соль даже вспомнил рассказ Великого Физика о существовавшей когда-то в
Китае казни: на обритую голову осужденного капала вода, и эти, казалось бы, безобидные капельки постепенно доводили его до сумасшествия и мучительной гибели.
Великий Физик… Как он рвался в экспедицию и как тяжело переживал невозможность в ней участвовать…
Первые дни прошли в нервном напряжении. Интранавтов ожидали и перегрузки в подземном «полете», и невесомость в центре Земного шара, где силы тяготения уравновешивают друг друга. Им предстояло испытать и многомесячную изоляцию от общества, жизнь в замкнутом пространстве, без неба, солнца и звезд… Но ко всему этому они были морально готовы. Причина нервозности заключалась в другом. «Эффект бумеранга» — вот что лишало их душевного равновесия. Вдруг и на этот раз «Гея» непостижимым образом будет выброшена из земных недр?
Но прошла неделя, и ничего «нештатного» не произошло. И теперь, когда опасения не оправдались, интранавтов охватила эйфория: в их памяти зазвучали оркестры, приветственные речи и напутствия. Они заново испытали сложную смесь чувств, владевших ими в день старта — приподнятости, отрешенности от всего суетного, жертвенной щедрости…
Назавтра эти чувства уступили место тревожному ожиданию непредвиденного.
И вот снова рвущееся из груди ликование…
А потом начались будни, привычная до мелочей работа. И… тщательно скрываемая глухая тоска по дому. Вечерами интранавты передавали из рук в руки видеокристаллы с пейзажами Земли, не переставая удивляться: как можно было не замечать этого великолепия, не поддаваться волшебству земных ландшафтов?
Они заново знакомились друг с другом. Делились тем сокровенным, о чем никогда бы не рассказали в обычной обстановке. К ним как будто возвратилось детство, с его открытостью и жаждой общения.
Свободное время заполняли чтением, игрой в старинные «шарады», устраивали незлобливые розыгрыши. Бортврач Серж Вивьен, смуглый, худощавый, с независимым ершистым характером, обладатель баритона, который прапрадеды назвали бы бархатным, брал в руки непременную яхонт-гитару, перебирал струны, вслушиваясь в их звучание, затем начинал петь, — сначала негромко, но уже вскоре во всю мощь своего великолепного голоса. И двое других интранавтов зачарованно слушали.
Серж знал множество старых шансонов — непритязательных, с простенькой мелодией и наивными словами. Там, на Земле, они давно вышли из моды и не пользовались успехом у слушателей, которые отдавали должное голосу Вивьена, но не одобряли его «отсталых» музыкальных вкусов. Однако на борту «Геи» шансоны зазвучали по-новому. Они брали за душу именно своей безыскусственностью, близостью к изначальным человеческим ценностям, не замутненным изысками цивилизации.
Друзья иногда подпевали Сержу, вначале стесняясь своих далеко не певческих голосов, но уже вскоре — раскованно, с удивлявшим их самих упоением.
Право сформировать экипаж было предоставлено Солю. Он воспользовался им, не пренебрегая советами психологов. И подобрал себе в товарищи людей, совсем на него не похожих.
Серж Вивьен… Одновременно окончил с отличием медицинский факультет и консерваторию, но, к огорчению меломанов, успевших оценить его уникальный голос, отказался от оперной сцены, предпочтя скромную должность бортврача-астронавта лаврам любимца публики.
— Это правда, что ты сделал операцию на сердце во время полета? — поинтересовался Соль при первом знакомстве.
— Разве нельзя? — с нарочитым простодушием, скрывавшим вызов, в свою очередь, спросил Серж.
— И был первым, кто решился на такую операцию в космосе? Говорят, тебя даже внесли в книгу рекордов Гиннеса…
— Ну, внесли, — неохотно признался Вивьен.
— Я бы на твоем месте гордился, — сказал Соль. — Как-никак, книга эта издается уже много столетий. Так что ты вошел в историю!
— Как вошел, так и выйду…
Перед стартом корреспонденты выпытывали у Сержа, что привело его на
«Гею».
— Ни разу не бывал в центре Земли, — ответил тот. — Хочу подышать тамошним воздухом.
— И только?
— А разве этого мало?
— Но вы же врач! — не распознав иронии, возмутились корреспонденты.
— Буду счастлив, если в качестве такового окажусь не у дел!
Перси Перс, третий член экипажа, выглядел полной противопо-ложностью
Вивьена. Как многие люди, наделенные от природы богатырской силой, он был простодушен и застенчив. Розовое и гладкое младенческое лицо, большие спокойные руки, поросшие золотистыми волосками, льняная шевелюра редкой красоты и пышности…
Поговорив с Перси, Соль уверился, что он добрый, компанейский парень.
Этого, конечно, было недостаточно, чтобы стать членом экипажа, но и квалификация претендента оказалась наредкость подходящей.
Окончил университет. Потом, к всеобщему удивлению, оставил специальность геосейсмолога и сделался астронавтом. Даже не мечтал попасть на «Гею»
(конкурс-то какой!). Но все же подал заявление. И случилось чудо: единственное в своем роде сочетание профессий штурмана и геосейсмолога склонило чашу весов в пользу Перси.
Тесты подтвердили психологическую совместимость трех интранавтов (не зря утверждают, что противоположности сходятся!), и благословил их Великий
Физик, а Преземш лично напутствовал перед стартом…
Через месяц всех троих охватила уже не просто затаенная тоска по дому, а ностальгия оглушительной силы. Такого чувства они не испытывали даже во время гораздо более длительных космических полетов. Казалось, интрадром остался не в трехстах километрах, а в неисчислимых парсеках от «Геи» или вообще в каком-то параллельном мире.
Подумав об этом, Соль вспомнил, как Великий Физик вскользь упомянул, что моделью параллельных миров может служить многоканальная линия импульсной связи с временным уплотнением.
— Представь, сынок, — говорил он, — что время, в котором мы существуем, не сплошное, а прерывистое: короткие импульсы периодически чередуются с гораздо более длительными паузами. В паузах нет ни нас, ни нашей Вселенной.
Они заполнены множеством других импульсов времени, образующих бессчетное число периодических последовательностей, и в каждой своя Вселенная, свое мироздание…
— Какие же это параллельные миры, если они существуют поочередно? — спросил тогда Соль.
— Не так-то просто отрешиться от постулата непрерывного времени, — усмехнулся Великий Физик. — Мы не существуем в паузах, а значит, не замечаем их: паузы для нас тоже вроде бы не существуют. Поэтому, признавая множественность мирозданий, мы предпочитаем считать их параллельными нашему.
Воспоминания… Они одолевали не только Соля. Но интранавты старались не бередить друг друга ими, загоняли ностальгию в глубь подсознания, откуда она так некстати выплескивалась.
