Рядом с девушкой сидел толстенький, с масляно-лоснящимся лицом человек в белом чесучовом костюме и подливал ей виски. Его пухлая коротенькая рука с туристским эбеновым перстнем — крошечной копией деревянных идолов — хозяйски гладила девушку по спине.
Гривс сжался, как будто его наотмашь ударили по щеке, и попятился к выходу.
Джим нагнал его, когда Гривс, пошатываясь, брел по улице, тупо глядя на окурки под ногами, апельсиновые очистки, цветные обертки от мороженого, смятые бумажные стаканчики и обрывки газет.
Гривс покачивал головой и что-то мычал. Ведь она сказала, что любит его, ведь они договорились встретиться, ведь она обернулась прежде, чем уйти… Неужели никому нельзя верить?
— Выпивка — лучшее лекарство, — сказал Джим, не допытываясь, что случилось с Гривсом, но будучи уверенным, что выпить сейчас еще более необходимо.
Они все-таки разыскали какую-то китайскую харчевню в порту и напились.
Гривс плакал, и могучая ручища с наколкой «Джим любит Нэнси» успокаивала его, грубовато поглаживая по плечу.
— Нет, ты скажи: можно кому-нибудь верить? — схватил Джима за рубаху Гривс.
— Нет, — мрачно сказал Джим. — Никому нельзя верить. Только бутылке.
Гривс вцепился в руку официанта-китайца со сморщенным, как печеное яблоко, лицом.
— Можно кому-нибудь верить?
— Лучше не стоит, сэр… — ласково высвободил руку китаец, сметая со стола осколки разбитой Гривсом рюмки.
— Можно кому-нибудь верить? — бросился Гривс к соседнему столику, где сидела беззубая старуха- гаваянка и сосала большую шкиперскую трубку, прихлебывая портер.
— Верить? — насмешливо раздалось шамканье из черного провала рта. — Верить? — И лохмотья старухи затряслись от хихиканья.
Когда Джим вывел еле державшегося на ногах Гривса из харчевни, уже рассвело, и океанская голубизна больно хлестнула Гривса по глазам.
— Вот солнцу, пожалуй, можно верить, — сказал Джим, подтягивая штаны. — Что бы ни случилось, оно всегда встает вовремя…
Джим оказался добрым малым. Он дотащил Гривса до контрольно-пропускного пункта в Пирл- Харборе.
— Эй, сержант, принимай сослуживца! — крикнул Джим часовому, углубленно изучавшему прыщ на носу при помощи кругленького дамского зеркальца.
Испуганно вздрогнув, сержант молниеносно спрятал зеркальце в нагрудный карман, нахлобучил поглубже белую каску, словно стараясь в ее тени спрятать злосчастный прыщ, и принял недоступный вид.
Несмотря на общую затуманенность сознания, Гривс узнал в нем парня, которого он однажды рисовал по его личной просьбе для подарка толстощекой Эвелин — кассирше из городского кинотеатра. Правда, тогда на носу у него не было прыща.
— Документы! — сурово сказал сержант, видимо, уязвленный, что его застали с зеркальцем.
— Это я, Гривс. Ты что, не узнаешь меня?
— Документы! — повторит сержант тем же тоном. Гривс протянул увольнительную, поняв, что сержанту бесполезно напоминать об их знакомстве.
Сержант просмотрел увольнительную и взглянул на часы.
— Увольнительная истекла в два ноль-ноль, — безжалостно сказал сержант. — А сейчас семь часов сорок две минуты. Я должен доложить начальству, прежде чем пропустить тебя.
— Слушай, старина… — просительно сказал Гривс. — Ты знаешь, что мне здорово влетит. А так бы я тихонько пробрался на «Аризону» как раз к воскресному богослужению. Ребята не выдадут.
— С кем не бывает, сержант, — примирительно сказал Джим. — Ну, выпил малость… Ну, девочка… Я тоже, когда служил в армии, бывало…
Сержант, становясь все более величественным, несгибаемо уперся подбородком в ремешок каски и надменно обозрел Джима. Под пронзительным взглядом сержанта Джим машинально начал застегивать давно не существующие пуговицы на рубашке.
— А вы, собственно говоря, почему пытаетесь проникнуть на военную базу? — делая шаг вперед, спросил сержант Джима. — Ваши документы!
— Никуда я не пытаюсь проникнуть, сержант. Я просто проводил друга. А документы, какие у меня документы! Единственная печать — вот это… — И Джим хлопнул себя по выглядывающему из-под рубахи голому пупку.
— Если он ваш друг, то как его имя? — спросил сержант у Гривса.
— Джим, — понуро ответил Гривс. Его мутило. Джим торопливо сунул наколку под прыщ на носу сержанта:
— Джим любит Нэнси… Все точно, сержант.
— Я спрашиваю полное имя! — продолжал допрос сержант.
— Пошел ты к черту, сержант! Я не знаю… — тоскливо сказал Гривс.
— В таком случае вы задержаны как подозрительная личность, — объявил сержант Джиму и, обращаясь к Гривсу, добавил: — А вам не мешало бы поосмотрительней выбирать друзей, тем более если вы служите на флоте.
— Сволочь ты, сержант!.. — сказал Гривс.
— Опоздание, появление с подозрительной личностью плюс оскорбление часового на посту! — с желчным удовольствием констатировал сержант. Он подошел к телефону, висящему у ворот, и снял трубку.
И вдруг со стороны океана послышалось все нарастающее и нарастающее гудение. Все трое подняли головы, глядя на небо. На небе ничего еще не было видно, но гудение приближалось. Где-то оглушительно взвыли сирены.
— Пахнет жареным, сержант, — засопел Джим.
— Без паники! — одернул его сержант, держа в руке забытую телефонную трубку и не отрываясь глазами от неба. — Это, наверно, маневры.
И вдруг в небе показались самолеты — десятки, сотни самолетов. Выныривая один за другим из облаков, как будто притягиваемые гигантским магнитом, самолеты целеустремленно и неостановимо шли на Пирл-Харбор.
Сержант вспомнил, что телефонная трубка у него в руке.
— Что это? — закричал сержант в трубку.
— Откуда я знаю?! — заорал кто-то из трубки. Воздух содрогнулся от взрывов.
Еще сильнее завыли сирены. С внутренней стороны к воротам подлетел «виллис» с сидящим за рулем голым до пояса человеком в офицерской фуражке. На его трясущихся щеках белели клочья крема для бритья.
— Шлагбаум! — заревел человек сержанту. Сержант бросился поднимать шлагбаум.
— Что случилось? — отчаянно крикнул сержант.
— Скажи это мне! — раздалось ему в ответ, и «виллис», зарычав, прыгнул из ворот.
С внешней стороны подъехал грузовик с кузовом, заваленным прямоугольными картонными коробками.
— Что за чертовщина, сержант? — высунулся из кабины шофер с обалдевшими глазами.
Но сержант помнил одно: что бы ни происходило, он на посту.
— Пропуск! — сказал сержант, пытаясь придать голосу железную твердость, и потыкал винтовкой коробки. — Что везешь?
— Библии… — ответил шофер, протягивая пропуск и вздрагивая от взрывов.
— Пропусти меня, сержант! — взмолился Гривс.
— Будь человеком, сержант! — вступился Джим. — Видишь, что делается…
Сержант пытался вчитаться в пропуск, протянутый шофером. Но неподчинявшиеся глаза блуждали по небу, которое буквально кишело самолетами. Со всех сторон раздавались взрывы бомб, орудийные
