представителям Новой Германии и потомкам жителей Марса временный статус беженцев и рассматривает возможность выделения им соответствующих территорий для обустройства на бескрайних просторах Сибири. Напоминаем, что Российская империя, в силу своих географических размеров, пожалуй, единственная страна на Земле, которая может это сделать относительно безболезненно. «В свое время, в годину бедствий и катастроф, мы протянули руку помощи японскому народу, – заявил по этому поводу премьер-министр Российской империи Юлий Орлов. – Протянем и тем, кто нуждается в ней сейчас. Места и сердечности у русского народа для этого хватит. А все остальные, уверен, нам помогут. Вместе легче и дом строить, и недруга бить».
Также в ближайшее время корабли Новой Германии отправятся в систему Тау Кита за первой партией беженцев. В составы экипажей включены земные специалисты. Их задача – контроль за операцией, уже получившей название «Великое возвращение», получение опыта межзвездного пилотирования и налаживание сотрудничества в военно-технических, научных и культурных областях. К слову о культуре…»
Я выключил «Вестник СКН» и посмотрел на часы. Эрика не опаздывала, это я пришел загодя. Волновался, не смог усидеть в номере. Мы не виделись целых три недели, которые растянулись для меня в целую вечность. Ничего, теперь долго не расстанемся. Не зря же я приложил столько усилий, чтобы попасть в число этих, включенных в экипажи немецких кораблей, земных специалистов, призванных осуществлять контроль, набираться опыта межзвездных полетов и налаживать военно-техническое и прочее сотрудничество. Наладим обязательно. Начало было положено еще на Марсе, и лично мне оно пришлось по душе. Еще как пришлось. Не отодрать теперь, только с кровью.
Кофе остыл. Я отставил чашку, бросил взгляд в окно. Иркутск заметало. В свете уличных фонарей снег казался волшебной сплошной пеленой, которая все ложится и ложится на землю, словно желая надежно укутать ее от подступающих серьезных холодов. Все правильно, пусть укутывает. Зима еще долго не кончится.
Я как раз раздумывал, не заказать ли еще чашку кофе, когда дверь в ресторан отворилась и вошла Эрика. Румяная с морозца, в умопомрачительном облегающем платье, глаза сияют темно-голубым озерным светом. Увидела меня, приветственно махнула рукой, улыбнулась и, покачивая бедрами, пошла к столику.
Я машинально поднялся и одернул китель, на котором переливался бриллиантовыми огнями недавно полученный орден «Звезда Земли» и поблескивали золотым шитьем капитанские погоны.
Все мысли разом вылетели из головы, словно воробьи с лужайки, вспугнутые внезапно появившимся котом.
В горле пересохло.
Ладони стали влажными, и я незаметно вытер их о форменные брюки. Черт возьми, кто-нибудь напомните мне, как будет по-немецки «Я тебя люблю»?!
Бой на вылет
– Слава, нам нужно поговорить.
Вот черт. Ненавижу, когда моя Катька произносит эти слова. Поскольку обычно они означают, что на твою голову сейчас вывалят проблему и заставят ее решать. Лучше немедленно. Особенно ненавижу, когда моя любимая жена произносит эти слова утром в субботу.
Утро субботы как раз и было. И не просто субботы, а субботы игровой. И не просто игровой, а субботы Больших Бонусов и Скидок. Потому что сегодня, двенадцатого июля, все, влюбленные в танки полигонщики, отмечали годовщину знаменитого сражения под Прохоровкой. Что означало серьезные преференции тем, кто будет участвовать в боях с семи утра дня сегодняшнего и до ноля часов дня завтрашнего.
Впрочем, Катьке позволительно было этого и не знать. Хотя мне кажется, что я ей рассказывал. То ли вчера, то ли позавчера. Или на неделе. А может, и не рассказывал, не помню. Как бы то ни было, я вздохнул, отодвинул пустую кофейную чашку и сказал:
– Конечно, любимая, давай поговорим. О чем?
Она присела рядом, и я тут же уловил идущий от нее запах. Не знаю, с чем его сравнить, но Катька всегда так пахнет по утрам. Тепло и сладко. Хочется тут же ее обнять, прижать к груди и поцеловать в макушку. Люблю я свою жену, вот что. Поэтому, наверное, и запах хороший. Не любил бы, по-другому бы пахла.
– Мы вчера были у детского врача, в поликлинике. Ты поздно вернулся, устал, не хотела говорить. Решила, лучше утром.
Так. Что еще… Спокойно, Славик. Главное, спокойно.
– Что-то с Вовкой?
Вовка – это наш сын. Ему пять лет, он давным-давно умеет читать, страшно любознателен и похож глазами на маму, а лбом, носом и повадками на меня.
– Пока точно неизвестно. Но врач говорит, что необходимо серьезное обследование.
– Подожди-подожди. Обследование на предмет чего? И зачем вы вообще поперлись к врачу? Мне кажется, Вовка абсолютно здоров…
Тут я осознал, что несу какую-то ахинею, и умолк.
– Кажется тебе, – Катька вздохнула. – Мне вот тоже казалось. Теперь уже не кажется. А к врачу мы поперлись, как ты изволил выразиться, по одной простой причине. Ты же сам хотел отдать Вовку на плавание. Помнишь? Мол, ребенок с детских лет должен приобщаться к спорту и все такое.
Я кивнул.
– Ну вот, – продолжила Катерина, – а для того, чтобы записаться в бассейн, нужна справка от врача. Мы и пошли. И он, врач то есть, он… – моя жена судорожно втянула в себя воздух. – Он…
– Тихо-тихо-тихо… – я быстро передвинул стул, сел рядом и обнял супругу. – Не плачь, Катюха, ты что? Только не плачь, прошу тебя.
Жена всхлипнула, шмыгнула носом:
– Извини. Что-то я расклеилась. Но, понимаешь, врач сказал, что у Вовки подозрение на прогерию.
– Это еще что за фигня?
– Преждевременное старение. Очень редкое генетическое заболевание, когда ребенок начинает резко стареть и… В общем, оно уже лет десять-пятнадцать как лечится, но лечение стоит сумасшедших денег.
Теперь я вспомнил. И правда, есть такая болезнь. Очень редкая и очень страшная. Когда ваш сын умирает от старости в тринадцать или пятнадцать лет – это, согласитесь, не просто страшно. Это самый настоящий ад. Безысходный ужас. Если, разумеется, нет денег на лечение. У нас денег не было.
– Подозрение… То есть врач не уверен?
– Ну откуда. Он так и сказал: «Необходимо тщательное обследование, может быть, я ошибаюсь, и ничего страшного нет».
– И обследование, конечно же, тоже стоит денег?
– Врач сказал, что большую часть покроет страховка. Но не всё. А по времени обследование займет дня три-четыре.
– Дня три-четыре… Это не так уж долго, хорошо. Сколько не хватает денег?
– Около двухсот энерго. Сто девяносто восемь, если точно.
– Понятно. А сколько будет стоить лечение, если не дай бог? Уверен, что ты все уже вызнала.
– Вызнала, – Катька опять вздохнула. – Двадцать пять тысяч энерго. Это в самом-самом лучшем случае. Если очень повезет. Но обычно – тридцать-сорок.
Если очень повезет. Не назвал бы себя сильно везучим человеком. Вот разве что с женой мне здорово повезло. И с сыном. Да, с сыном… При мысли о Вовке, о том, какие страдания, возможно, ждут его впереди, у меня защемило сердце. Сорок тысяч энерго. Ладно, пусть двадцать пять. Деньги для нас не просто большие. Неподъемные. Кредит за квартиру выплачивать еще лет пятнадцать, а больше у нас и нет ничего. Кто-нибудь, наверное, мог бы собрать по родственникам. Но Катька – круглая сирота, детдомовская, а у меня из близкой родни только мама. Да и та на пенсии по инвалидности. О дальней же и говорить не стоит – они меня, по сути, не знают вовсе, я их тоже. И богатых друзей нет, не говоря уже о покровителях и меценатах. Да и откуда покровители и меценаты у простого русского мастера по эксплуатации и ремонту
