импровизация была отключена коннектором. Наконец он одарил Розалинду легкой ироничной улыбкой.
— Плоховато…
— Мы упустили какую-то незаметную пустяковину.
Вечер больше не был БЛАГОПРИЯТСТВУЮЩИМ, то был обман, иллюзия; Розалинда почувствовала, что предана. Теперь следовало разобраться, как и почему оборудование устроило заговор против нее. Она обратилась к Фоссу:
— Ганс…
— Шаговые моторы тут ни при чем. — Фосс поежился, словно замерз, а за ворот еще попали холодные дождевые капли. Пожалуйста, давай не будем разбирать их по новой?
Хотя он был вдвое старше, лицо у него было — точь-в-точь напроказивший мальчишка перед директором школы.
Она внимательно смотрела на него своими жесткими серыми глазами.
— Ты в этом уверен?
— По-моему, Ганс прав, — сказал Баттеруорт, оттолкнувшись от пульта и встав.
Казалось, он не разделял напряженности, возникшей между Розалиндой и Фоссом. Он был дзен- буддистом и проповедовал фатализм — хоть и на свой манер. Однако Розалинда чувствовала, что он стремится к цели так же, как и она сама. Хотелось бы ей, чтобы он держался более открыто — тогда им было бы легче управлять.
— Так в чем же дело? — спросила она. — Мы три недели истратили только на поиски причины сбоев. Я хочу знать, что не в порядке.
Он, пожав плечами, отвернулся.
— Хочешь снова разбирать все по винтику — так вперед.
Только теперь Розалинда осознала: сейчас ночь, и очень легко, вместо того, чтоб заниматься делом, просто-напросто перегрызться между собой. Она постаралась унять раздражение.
— Верно ли, что вы оба все еще убеждены, что огрех — в программном обеспечении исследования слоев?
— Ну да, — кивнул Баттеруорт.
— Джереми эти программы проверил до последней строки. Сделал симуляторы, прогнал на… — Она остановилась, видя, что он не меняет своего мнения. — Хорошо. Возможно, тебе следует подняться наверх и попросить Джереми проверить все еще раз.
Баттеруорт покачал головой.
— Поздновато, однако…
По опыту Розалинда знала: чем агрессивнее себя вести, тем крепче он упрется на своем.
— Майкл, — переключилась она на мягкий, увещевающий тон, — мы уже столько вложили в это…
Баттеруорт обошел 'крэй', методически очистил ОЗУ и принялся отключать систему.
— Он устал, — сказал Фосс. — Вы же знаете, с уолдо работать нелегко… Вообще, всем нам неплохо бы отдохнуть. Даже вам, наверное.
Его тактичность раздражала куда сильнее отчужденности Баттеруорта. Сейчас, в свете непослушания оборудования, раздражения не унять было ничем. Все существо Розалинды прямо-таки вопило: 'Ну почему-у оно не работает?!'
Покончив с 'крэем', Баттеруорт пробрался через сплетение кабелей и начал отключать сервосистемы под резервуаром. Тихий жалобный вой моторов смолк, отрывисто кашлянул вакуумный насос, и установилась тишина.
— Ты же знаешь, вопрос лишь во времени, — коротко сказал он. — Мы получили несколько превосходных прогонов на животных, мы выверили нашу модель и знаем, что она должна работать. Осталось только вытрясти еще парочку огрехов, и тогда…
Взгляд его был устремлен в какие-то небывалые дали, словно он уже видел тот мир, в который обещает распахнуть двери 'Лайфскан'.
Розалинде наконец-то удалось подавить раздражение.
— Ладно, я сама поднимусь к Джереми и скажу, что вы полагаете, будто дело — в программном обеспечении.
Она отключила от сети свой РРВ и сунула его в карман халата.
— До завтра. — Она одарила обоих ослепительной, хотя и напряженной, улыбкой. — Спокойной ночи.
ПРОГРАММ-МИР
В здании, за поздним временем, было тихо. Порой здесь можно было встретить охранника, проверяющего каждый кабинет и лабораторию, заглядывающего внутрь сквозь армированное стекло окошек, прорезанных в серой стали дверей, но сегодня коридоры были полностью в ее распоряжении. Каблучки ее громко цокали по полу на фоне мертвой тишины.
Она прошла первый пролет лестницы, ведущей на второй этаж, и остановилась вцепившись в перила и невольно вскрикнув от боли, пронзившей вдруг ноги, охватившей бедра и поясницу. Прислонившись к стене, она закрыла глаза. Боль терзала так, что даже думать было больно.
Это называлось 'системной красной волчанкой', с пониманием же причин болезни было гораздо сложнее. Аутоиммунное заболевание, заканчивающееся, как правило, отказом почек. Кроме этого, оно могло сопровождаться тяжелой формой ревматоидного артрита. Диагноз ей поставили более десяти лет назад и тогда же предупредили, что средняя продолжительность жизни после такого диагноза — десять лет. Она, сколько могла, постаралась об этом забыть, но приступы парализующей боли становились все чаще и суровее, и порой, сильно утомившись, она пугалась, что туман в голове означает, что почки уже начинают отказывать.
Еще только несколько неделек, подумала она, обращаясь к себе, точно к не слишком опытному соблазнителю, добивающемуся ее тела. А потом — неважно. Потом — делай, что хочешь.
Она стояла и ждала, когда острая боль угаснет, и представляла, как будет жить без всяких болей, и организм будет работать, как часы, и дух будет полностью свободен… Фантазии пугали ее настолько были желанными.
Придя в себя, она медленно, осторожно продолжала свой путь наверх, опасаясь неловким движением вызвать новый приступ.
Наконец она поднялась на этаж выше и направилась к кабинету Джереми Портера.
Кабинетом была маленькая комнатка без окон; единственным источником света — с тех пор, как он снял с потолка люминесцентные лампы — оставалась неяркая лампочка в мятом металлическом настольном светильнике, добытая Портером в каком-нибудь магазинчике, торговавшем десять раз уцененным старьем. За пределами круга неяркого света комната терялась в темноте.
Картонные коробки с дискетами, пачки технических журналов были разбросаны по полу, точно мины для посетителей, не глядящих под ноги. Ровные бежевые стены были оклеены мозаикой распечаток спецификаций к компьютерной периферии. Книжные стеллажи, входящие в обстановку кабинета, были завалены грудами листков с рукописными заметками. Некогда комната ничем не отличалась от всех прочих на этом этаже, теперь же она была ПОРТЕРИЗИРОВАНА.
Портер был толстячком с необъятной кучерявой шевелюрой и пушистой черной бородой. Носил он белые рубашки (вечно мятые и в кофейных пятнах) и вельветовые, обвисшие сзади штаны, а на мир смотрел сквозь древние очки в проволочной оправе, стекол которых никогда не протирал. Познакомившись с ним, Розалинда жутко разозлилась, увидев, как он вглядывается в монитор сквозь пыльные линзы, а потом у нее вошло в привычку протирать ему очки. Дальше — больше; она вдруг обнаружила, что взяла на себя и прочие заботы, которых сам он никогда не полагал необходимыми: однажды сготовила ему приличный обед, купила новые носки и даже подстригла его бороду. Он же принимал благодеяния с конфузливой благодарностью. И, хотя помимо 'Лайфскан' они не общались, связь установилась. Когда его квартирная
