Случилось это уже в январе 1552 года, когда послы — все тот же Муралей Алимердин и прочие, которые уже были ранее у государя и поэтому уцелели от учиненной ханом резни, — явились к Иоанну с просьбой, чтобы тот свел Шиг-Алея, а им дал бы в наместники своего боярина, наподобие того, как в Свияжске. Если же царь, доброхотствуя своему ставленнику, не пойдет на такое, то они будут добывать себе государя из других земель.
Первое желание Иоанна было дать согласие, но три года, проведенные на троне, кое-чему его уже научили, поэтому он не стал спешить, велев боярину Ивану Васильевичу Шереметеву устроить для них пир в своем терему и за чарой доброго меда все повыведать — за что не любят в Казани Шиг-Алея, на каких условиях они предполагают взять себе наместника и вообще попытаться понять — можно ли им верить.
После многочисленных возлияний язык у послов и впрямь развязался, и они в один голос принялись жаловаться на хана. Дескать, Алей побивает их и грабит, жен и дочерей берет силою; если государь пожалует землю и хана сведет, тогда все их люди, что сейчас проживают на Москве, не рискуя возвращаться обратно в Казань, готовы немедленно принять присягу и оставаться здесь же в заложниках, пока кто-то один не съездит вместе с русским войском, чтобы усадить на престоле его наместников и сдать государю весь город.
Доходило до того, что они даже не просили ничего для себя — «кому царь велит жить в городе, кому на посаде, тем там и жить, а другим всем по селам». Что же до владений уже побитых Шиг-Алеем бездетных князей, то пусть государь раздаст их кому хочет и вообще — все они в его воле. Если же они в чем-то обманывают, то пусть Иоанн велит их всех здесь казнить. Что же до хана, то в случае, если он только заупрямится с выездом, царю достаточно забрать у него стрельцов, после чего, опасаясь расправы со стороны обиженных, а таковых много, он сам убежит из Казани.
Оттягивать не стоило. Уже в феврале в Казань опять отправился Алексей Адашев, чтоб свести Алея, и с ним один из татарских послов с грамотою к жителям города, в которой описывалось, как они условились в Москве с государем. Алею Адашев объявил, чтобы тот пустил московских людей в город, а сам пусть просит у государя чего хочет. Хан отвечал по-прежнему, что готов съехать в Свияжск, потому что в Казани ему жить нельзя, тем более что казанцы уже послали к ногаям просить другого царя.
Заколотив несколько пушек и отправив в Свияжск пищали и порох, 6 марта Шиг-Алей выехал из Казани на озеро якобы поохотиться, взяв с собою многих князей, мурз, горожан и всю полутысячу московских стрельцов.
Выехав за город, он облегченно вздохнул и откровенно сказал казанцам: «Хотели вы меня убить и били челом на меня царю и великому князю, чтоб меня свел, что я над вами лихо делаю, и дал бы вам наместника; царь и великий князь велел мне из Казани выехать, и я к нему еду, а вас с собою к нему же веду, — и многозначительно добавил: — Там управимся».
Лучше всего, и уж во всяком случае гораздо спокойнее, если бы одновременно с этим в город вошли стрельцы, но Шиг-Алей вновь заупрямился.
— Возьмите Казань, но без меня, — угрюмо заявил он. — Возьмите силою или договором, но не из рук моих.
В тот же день боярин князь Семен Иванович Микулинский послал в Казань двух казаков с грамотами, что по челобитью казанских князей государь-царь Шиг-Алея свел и дал им в наместники его, князя Семена. Теперь им надлежит приехать на присягу в Свияжск, а когда присягнут, тогда он въедет в их город.
Казанцы отвечали, что государеву жалованью рады, хотят во всем исполнить волю Иоанна, только бы боярин прислал к ним князей Чапкуна и Бурнаша, которым они доверяют. Князь не возражал и против этого, после чего Чапкун и Бурнащ отправились на другой день в Казань вместе с Черемисиновым, и тот дал знать Микулянскому, что вся земля Казанская охотно присягает государю и лучшие люди собираются ехать в Свияжск.
Лучшие люди действительно приехали на другой день вместе с Чапкуном и Бурнашом и присягнули на верность, взявши с Микулинского и его товарищей клятву, что они будут жаловать добрых казанских людей. После этого Микулинский отправил в Казань Черемисинова с толмачом приводить к присяге остальных людей и смотреть, нет ли какого «лиха».
С этой же целью он отправил туда Чапкуна и восемь человек боярских детей, которые должны были занять дворы и смотреть, чтоб все было тихо, когда русские полки будут вступать в город. Ночью Черемисинов дал знать Микулинскому, что все спокойно — царский двор очищают, и сельские люди, дав присягу, преспокойно разъезжаются по селам, так что наместник уже может отправлять в Казань обоз со съестными припасами, ну и с сотню казаков, потому что они на царевом дворе пригодятся на всякое дело.
Казалось, что сбылось долгожданное — без особых усилий, без кровопролития Иоанн приобретал знаменитое ханство. Оставалось только протянуть руку, чтобы взяться за его венец, и все. Но…
Глава 7
ПРОКЛЯТЫЙ ГОРОД
Ядигер-Мухаммад вот уже второй час лежал в своем шатре, но сон так и не шел к бывшему наследнику Астраханского ханства. Предстояло принять решение, от которого многое в его судьбе могло перемениться. Да что там многое — практически все. И от этого становилось страшно.
Никогда ранее ему не приходилось самостоятельно думать над таким важным делом, и теперь он с особой остротой и тоской вспоминал отца — хана Ак-Кубека ибн Муртазу[72] , который никогда особо не задумывался, а жил легко и вольготно, как весенний ветерок, порхающий по степи.
Может, потому у него двадцать лет назад с такой же легкостью и отобрали ханство, что он не желал хоть чуточку поразмыслить о том и о сем. Правда, скинувший его с ханского трона родич Абд-ар-Рахман ибн Абд-ал-Керим и сам продержался на троне всего четыре года, после чего ему на смену пришел Дервиш-Али ибн Шейх-Хайдар. Но и тот правил мало — пару неполных лет, вновь низверженный неутомимым Абд-ар- Рахманом.
Как ни удивительно, судьба еще раз подкинула его отцу все тот же трон.
«Протяни руку и возьми, пока они режутся друг с другом», — соблазняюще прошептала она, и Ак- Кубек протянул.
Казалось бы, на сей раз все будет надолго, потому что Абд-ар-Рахмана уже не было в живых, а суровый Дервиш-Али положил столько своих воинов, чтобы прикончить кровного врага, что теперь отлеживался где-то в степях, зализывая раны, и потому навряд ли мог быть опасным.
Но миновал всего год, и невесть откуда вынырнул еще один родич — Ямгурчи ибн Бердибек. Его отец всю жизнь мечтал о ханском дворце, и вот теперь всего одна чаша с отравленным вином вознесла его на пик славы.
В отличие от Ак-Кубека Ямгурчи хорошо знал, что должен делать хан, который только-только пришел к власти. «Воистину, нет худшего врага для чингизида, чем другой чингизид», — некогда сказал кто-то из мудрых — среди потомков Сотрясателя Вселенной крайне редко, но попадались философы. Тогда сам Ядигер едва унес ноги, чудом уцелев в беспощадной резне, которую учинили воины Ямгурчи.
Правда, спустя еще четыре года и он не устоял перед несокрушимыми полчищами крымского Сахиб- Гирея, но тот торжествовал недолго, и недавно Ямгурчи вновь одолел, усевшись на шелковые подушки и наслаждаясь прохладой, царящей во дворце.
А у него, Ядигера, все это время были лишь степи и обычная жизнь знатного и в то же время достаточно простого кочевника, которому не надо заботиться о том, где найти на завтра кусок баранины, пускай даже и с душком, но к которому никогда не придут послы соседних держав, потому что ты для них никто и звать тебя никак.
«А вот оказалось, что «кто-то» и как меня звать — они прекрасно знают», — усмехнулся Ядигер, вспомнив недавнюю встречу. Удивительное дело, но посланник турецкого султана не только во всех подробностях знал жизнь самого Ядигера, но и был хорошо знаком со всеми перипетиями жизни его отца
