Внимание! ненормативная лексика
Посреди ебаной ночи, раскумарен, раскурочен,
Продирался я сквозь книгу, презаумнейшую гадь,
Я почти что отрубился, как сквозняк вдруг появился,
Будто кто-нибудь ломился в дверь, его ебена мать
'Гость', – подумал я, – 'ломится в дверь, его ебена мать,
Только он и нехуй ссать'.
О, я помню всё отлично, был декабрь, мороз приличный,
И камин хуячил отблеск на меня, тома, тетрадь,
Ну я уже ждал солнца, чтоб оно в моё оконце,
Вместо книг дало ответ мне на вопрос 'О где ты, Кать?',
О созданье, что на небе будут звать именем 'Кать',
На Земле ж – никак не звать.
Но когда вдруг тюль взметнулся, будто разом ебанулся,
Я зассал, словно меня щас кто-то в жопу будет драть,
Слушая сердцебиенье, я лечился повтореньем:
'Это просто гость припёрся вдруг, его ебена мать,
Ебанутый гость припёрся вдруг, его ебена мать,
Вот и всё, и нехуй ссать'.
Я вздохнул, собрался с тестом, жопу оторвал от кресла,
И сказал: 'Мужик, или баба – я уже ложился спать
Ты прости, я тут напился, и, похоже, отрубился
Не заметил, кто вломился ко мне в дом, ебена мать,
Где ты там?' – и распахнул я дверь, её ебена мать -
Пустота одна, ебать!
Я стоял, как ебанутый, и смотрел, как ветер лютый,
Носит сны, которых смертным никогда не увидать,
Тишина. Спокойно. Клёво. Только тьма была сурова.
Вдруг раздалось это слово – будто шёпот бога 'Кать?'
Прошептал я вдруг, и эхо принесло назад мне 'Кать!'
И ни хуя больше, блять!
Я обратно в дом вернулся, чуть от чувств не ебанулся,
Только слышу – будто кто-то в двери ломится опять.
'Так', – сказал я, – 'всё понятно, это ветер, друг мой ратный,
Носится туда-обратно, собирая свою рать,
Всё, спокойно, просто ветер собирает свою рать,
Только ветер, нехуй ссать'.
Я открыл окно пошире, тут же, блять, на три-четыре,
В дом влетел старючий Ворон, гордый, будто кучмин зять,
Хвост задрал, глаза навыкат, с видом 'мне не смейте тыкать!'
Словно он пацан конкретный, пролетел, ебена мать,
До Паллазиного бюста пролетел, ебена мать,
Сел, молчит, и поебать.
Этот пендер, тварь от бога, посмешил меня немного,
Как ощипанный петух, что сохраняет свою стать,
'Ты похож на пидараса,' – я сказал, – 'но ты прекрасен,
Словно выходец из ада, где лишь тьма, и тишь да гладь,
Расскажи, как тебя звали в царстве, где лишь тишь да гладь?'
Вякнул ворон 'Нахуйблять!'
Я признаться, растерялся, когда ворон мне назвался,
Бред, конечно, но тихонько начал я охуевать,
Приколите, что творится, как же надо обдолбиться,
Чтоб божественная птица в дверь вошла, ебена мать,
Чтобы птица иль зверушка в дверь вошла, ебена мать,
С погонялом 'Нахуйблять'!?!
Ну а ворону – всё похуй, и ни хорошо, ни плохо,
Будто всё сказал он словом этим, что хотел сказать,
И сидит – не шевелится, даже взглядом не косится,
Наконец сказал я птице: 'Смог друзей я проебать,
На рассвете ты съебёшься, всё успел я проебать…'
Ворон каркнул 'Нахуй, блять!'
Меня словно долбануло – так удачно пизданул он,
'Он, наверно,' – я подумал, – 'жил в бараке, где кровать
По утрам залита кровью, а по вечерам – любовью,
Жизнь в глаза кидала солью, заставляя напевать,
Всех ебала в хвост и в гриву, заставляя напевать
Строчку 'Нахуй – Нахуй, блять'.
Ворон – эта тварь от бога – всё смешил меня немного,
Я уселся в своё кресло и расслабился опять,
Утонувши в кашемире, словно званый гость на пире,
Я задумался о мире – что же мне хотел сказать,
Что же тощий, страшный, чёрный ворон мне хотел сказать
Пизданувши 'Нахуй, блять!'??
Так сидел я, отключённый, в свои мысли погружённый,
Ну а ворон пялил зенки, больше нечего сказать,
Я же в кресле расслаблялся, постепенно отрубался,
Места я рукой касался, где любила отдыхать,
Где она, глаза прикрывши, так любила отдыхать,
А теперь же – Нахуй, блять.
И внезапно – как кадилом замахал какой мудила,
Будто Серафим степенно плыл по воздуху, ебать.
'Наконец-то,' – закричал я, – 'скорбь в душе моей причалит
