Мы живем теперь в Цюрихе. Приехали позаниматься в здешних библиотеках. Озеро здесь очень нам нравится, а библиотеки много лучше бернских, так что пробудем еще, пожалуй, дольше, чем хотели...” [48]
А в другом письме, еще ранее отправленном в Женеву, Ленин сообщает: “Мы сняли эту квартиру на месяц. В четверг (17. II) я читаю здесь первый реферат (“Два Интернационала”), а через некоторое время второй (“Условия мира и национальный вопрос” или нечто в этом роде)” [49].
В один из этих февральских вечеров Владимир Ильич выступает с рефератом в переполненном зале. Говорит он, вспоминает находящийся тут польский социал-демократ В. Краевский, о перспективах войны, о борьбе за превращение войны империалистической в войну гражданскую, о необходимости нести в окопы лозунги братства, борьбы за низвержение капитализма.
“Ленин,- пишет Краевский,- не любил эффектов красноречия, не любил изысканных оборотов речи; его язык был на редкость прост и ясен. В тот вечер он говорил с особым увлечением; вся его речь дышала сдерживаемой страстностью, проникновенной уверенностью, неотразимой силой. Положительно чувствовалось, что он не только продумал, но что он видит те грядущие события, о которых говорит. Я знал Ильича очень хорошо, но помню точно, что меня поразил в выступлении его этот новый, словно пророческий тон, эта какая-то сгущенная сила страсти, прорывающаяся наружу сквозь железные, логические построения его доклада” [50].
Ленин обрушивается на меньшевиков. Безжалостно обнажает он предательскую сущность их пацифистских фраз. Сидящих в зале меньшевиков охватывает бешенство. Несутся протесты, негодующие крики. А Ленин, как бы не замечая этого, продолжает говорить. Кончает он поздно. Приближается полицейский час - полночь.
По-прежнему сложно сейчас поддерживать из Швейцарии связи с российским большевистским подпольем. По поручению Владимира Ильича Надежда Константиновна пишет в Петроград членам Русского бюро ЦК. Она сообщает: к ним послан “специальный человек” для установления непосредственных связей.
“Специальный человек” - это С. Гопнер. Она появляется вскоре в России с заданиями Ленина. Ездит из города в город. Связывается с товарищами. И об этом становится известно петроградской охранке. Одно из ее донесений гласит: “В партийных кругах получено письмо из Сибири, в котором сообщается, что агент ЦК ездит по Сибири и читает там доклады... ведет чисто ленинскую линию в смысле возможности объединения и совместной работы лишь с теми социал-демократами, которые признают большевистский ЦК” [51].
В том письме, в котором Крупская сообщала о выезде в Россию посланца Ленина, передала она членам Русского бюро ЦК и требование Владимира Ильича регулярно информировать о работе петроградской, московской, харьковской и других партийных организаций, о настроениях рабочих, о работе больничных касс и профсоюзов, о листовках, собраниях. Но немыслимо, особенно в нынешних условиях, посылать с этими сведениями специальных людей. Проще прибегать к уже испытанным способам конспиративной переписки. “Возьмите,- рекомендовала Крупская,- к.-н. еженедельный журнал и пишите в нем между строками... крепким раствором лимонной кислоты или к.-н. другой кислоты... Этот журнал посылать еженедельно по одному из данных адресов...” Крупская заверяла товарищей: “Пятнадцатилетний опыт убедил нас, что только правильно поставленная химическая непосредственная переписка гарантирует правильность сношений” [52]. Она настаивала на том, чтобы “конспиративным сношениям” обучили товарищей из Москвы, Харькова, Нижнего Новгорода, Сибири, с Кавказа и других районов России. С тем, чтобы они переписывались не только с Русским бюро, но и непосредственно с Центральным Комитетом, с Лениным.
Из писем, которые приходят сейчас к Владимиру Ильичу, черпает он новые подтверждения того, что усиливается, обостряется в России революционный кризис. А. Елизарова сообщает ему, что в Петрограде и в других городах рабочие на многолюдных митингах обсуждают вопрос о всеобщей забастовке. А прокламации и резолюции, поступающие из Петербургского, Московского и других партийных комитетов, говорят о том, что экономические стачки превращаются все чаще в стачки политические. “...Чувствуется какое-то духо-подъемное настроение” [53],- пишет с удовлетворением Карпинскому Крупская, обобщая вести, идущие к Ленину из России.
В эти весенние дни 1916 года, когда в России все более ощущается “духоподъемное настроение”, когда местные большевистские организации разъясняют в массах ленинскую тактику борьбы с империалистической войной, Владимир Ильич готовится ко 2-й Международной социалистической конференции.
Еще в феврале, на созванном в Берне совещании расширенной Интернациональной социалистической комиссии, он предложил “Проект постановления” о ее созыве. Предложил собраться тем, кто стоит на почве циммервальдских решений.
И вскоре Ленин пишет “Предложение Центрального Комитета РСДРП второй социалистической конференции”. Он излагает в своих тезисах развернутую программу борьбы за окончание войны. И придает поэтому “Предложению” особое значение. “Надо,- настаивает он,- чтобы за несколько недель до конференции все левые и сочувствующие видели и обсудили” [54]. Владимир Ильич организует перевод документа на немецкий и французский языки. Его рассылают не только заграничным секциям большевиков, но и левым интернационалистам Франции, Швеции, Англии и других стран.
“Полгода, протекшие после Циммервальда, доказали,- утверждает Ленин,- что фактически работа в духе Циммервальда - мы не говорим о пустых словах, а только о работе - во всем мире связана с углублением и расширением раскола” [55]. И призывает не закрывать глаза на то, что фактически “обнаружились уже две, совершенно непримиримые, политики рабочего класса по отношению к войне” [56]. Так как в противном случае можно запутать рабочие массы, затемнить их сознание, затруднить ту революционную массовую борьбу, которой официально сочувствуют все циммервальдцы.
В Кинтале, горном поселке Швейцарии, созывается 2-я Международная социалистическая конференция. Ленин участвует в ее работе. Только поздно вечером Владимир Ильич возвращается в отель: весь день, с самого утра, он на конференции.
Там разгорается острая дискуссия вокруг предложений большевиков. Значительная часть участвующих в конференции представителей социал-демократических партий Европы колеблется по всем важнейшим вопросам. Но Ленин добивается принятия резолюции, подвергающей резкой критике оппортунистическое руководство II Интернационала. Он находит полную поддержку у левых других стран, когда идет речь о тактике пролетариата в борьбе за демократический мир, когда эта борьба ставится в прямую связь с социалистической революцией.
Дебаты идут и днем, и вечером. И Владимир Ильич записывает выступления ораторов. Делает заметки о том, что намерен сам сказать. Обменивается записками с делегатами: одному доказывает, что, до тех пор пока во всех странах господствуют империалисты, разговоры о справедливом мире - “это лишь буржуазное надувательство” [57]; другому излагает свои взгляды на вопрос о защите отечества. А в перерывах между заседаниями беседует с делегатами - социалистами разных стран. “Его вопросы были очень точны, -сообщит немецкая работница А. Шуберт.- От меня он хотел узнать, как обстоят дела в Берлине, какое настроение у рабочих и как они ведут борьбу против войны” [58].
Ленин возвращается в Цюрих. И сразу же через находящегося в Христиании Шляпникова сообщает в Россию, что готовится обстоятельное письмо о конференции. Пока же товарищи должны принять обращение “К разоряемым и умерщвляемым народам”, призывающее бороться всеми средствами за скорейшее окончание мировой войны, за немедленное заключение мира без аннексий. Это, подчеркивает Ленин, “шаг вперед”. Товарищам в российском подполье следует также сообщить: “Принята резолюция с критикой пацифизма и резолюция о Международном Социалистическом Бюро с резкой критикой его. В общем, это все же, несмотря на тьму недостатков, шаг к разрыву с социал-патриотами” [59].
Ленин пишет и в Петроград. Его письмо адресовано членам Русского бюро ЦК и Петербургского комитета РСДРП. От имени циммервальдских левых он передает горячий привет питерским рабочим, борющимся против войны. Пусть знают питерцы, что “интернационалистское поведение русских рабочих нашей партии, несмотря на всю бездну лжи, распространяемой Мартовым и др. друзьями Чхеидзе за границей, становится известно в Европе все шире” [60].
Среди многих дел, которыми забиты дни,- рукопись книги, над которой работает Владимир Ильич.
