ЛЕНИН. ЭМИГРАЦИЯ И РОССИЯ
Часть первая
У истоков
Водным рубежом опоясывает Нева остров. Высятся на нем мрачные стены с поднятыми над ними башнями. На дубовых, обитых железом воротах - хищный двуглавый орел, распростерший свои крылья. Тут же надпись: “Государева ...”
Это - Шлиссельбургская крепость. Днем и ночью охраняются ее ворота. Днем и ночью часовые на стенах следят за каждым, кто приближается к ней. Идет уже шестнадцатый год, как здесь, в “государевой тюрьме”, содержится женщина. На ней серая юбка, серая арестантская куртка с черными рукавами и черным бубновым тузом на спине. Вместо пальто ей служит серый халат, вместо ботинок грубое подобие обуви - “коты”.
Она потеряла в крепости и имя и фамилию. Значится же под одиннадцатым номером.
Много лет спустя женщина вспомнит: “Тюремная жизнь, как снегом, покрывала наши надежды, ожидания и даже воспоминания, которые тускнели и стирались. Мы ждали смены, ждали новых товарищей, новых молодых сил... Но все было тщетно: мы старились, изживали свою жизнь, - а смены все не было и не было. И мнилось, что все затихло, все замерло... и на свободе та же пустыня, что и в тюрьме...” [1]
Узницу номер 11, из-под пера которой выйдут эти строки, зовут Верой Фигнер. Она была одним из организаторов убийства Александра II, членом исполнительного комитета тайной политической организации “Народная воля”. Она была одной из горстки героев, совершивших попытку захватить власть, но захватить без участия народа, путем лишь индивидуального террора.
Сидя в каземате русской Бастилии, отрезанная от внешнего мира, не знает Фигнер, что разгром народовольцев не остановил часов истории, что появилась в России новая мощная сила - пролетариат. Не ведает она и о том, что усилился в стране революционный натиск, что уже провозглашена, хотя еще и не создана, Российская социал-демократическая рабочая партия...
Фигнер тревожится:
- Смена медлит... Смена не приходит...
А между тем за тысячи километров от нее, в глухом селе Шушенском, затерявшемся в безбрежных сибирских снегах, отбывает ссылку человек, зовущий к свержению царской власти.
“Ставя ниспровержение абсолютизма своей ближайшей задачей,- пишет он, - социал-демократия должна выступить передовым борцом за демократию и уже в силу одного этого должна оказывать всякую поддержку всем демократическим элементам русского населения, привлекая их к себе в союзники. Только самостоятельная рабочая партия может быть твердым оплотом в борьбе с самодержавием, и только в союзе с такой партией, в поддержке ее могут активно проявить себя все остальные борцы за политическую свободу”.[2]
Эти слова принадлежат Владимиру Ульянову, которого мир вскоре узнает под именем Ленина. В сибирском селе вспоминает он о Вере Фигнер, о ее соратниках по “Народной воле”. И утверждает:
“Если деятели старой “Народной воли” сумели сыграть громадную роль в русской истории, несмотря на узость тех общественных слоев, которые поддерживали немногих героев, несмотря на то, что знаменем движения служила вовсе не революционная теория, то социал-демократия, опираясь на классовую борьбу пролетариата, сумеет стать непобедимой”.[3]
В Шушенском пишет Ленин брошюру “Задачи русских социал-демократов”. Из сибирской глуши рукопись переправляют тайком за границу. Осенью 1898 года ее издают в Женеве. И вскоре, уже в отпечатанном виде, снова нелегально доставляют в Россию... Чтобы распространить ее по всей империи... Чтобы в Петербурге и Москве, Смоленске и Казани, Орле и Киеве, Иркутске и Архангельске, Сормове и Вильне узнали из брошюры, что нельзя терять время, что надо развертывать активную деятельность по организации рабочего движения, по объединению рабочих кружков и социал-демократических групп в единую социал-демократическую рабочую партию.
Еще до выхода брошюры приезжает к Владимиру Ильичу Надежда Константиновна Крупская. Давно безмерно дорога стала она ему. И отсюда, из Шушенского, в одном из писем просил Владимир Ильич стать его женой. Отсюда, когда стало известно, что ссылают ее в Уфимскую губернию, обратился он в департамент полиции с просьбой разрешить его невесте отбывать ссылку с ним в Шушенском.
От Надежды Константиновны узнает Ленин: в марте нынешнего, 1898 года на съезде в Минске представители петербургского, московского, киевского и екатеринославского “Союзов Борьбы”, Бунда и группы киевской “Рабочей газеты провозгласили создание Российской социал-демократической рабочей партии. Но узнает он вскоре и о том, что после блестящего начала русская социал-демократия как бы исчерпала на время свои силы, что она вернулась к прежней своей раздробленности. Все более убеждается Владимир Ильич и в том, что усиливаются идейные шатания, что оппортунистические элементы предпринимают новые попытки извратить учение основателей научного социализма - К. Маркса и Ф. Энгельса.
В один из летних дней 1899 года в селе Ермаковском собираются политические ссыльные. Собираются, чтобы обсудить “Credo” “экономистов”. Противопоставить этому манифесту платформу подлинных марксистов. И здесь Ленин оглашает “Протест российских социал-демократов”: “Традиции всего предшествовавшего революционного движения в России требуют, чтобы социал-демократия сосредоточила в настоящее время все свои силы на организации партии, укреплении дисциплины внутри ее и развитии конспиративной техники”. [4] Семнадцатью подписями скрепляется документ, призывающий все группы социал-демократов и все рабочие кружки в России обсудить эту резолюцию, высказать свое отношение к поднятому вопросу, “чтобы устранить всякие разногласия и ускорить дело организации и укрепления Российской социал-демократической рабочей партии”.[5]
- С чего начать? - этот вопрос стоит перед Лениным.
“Очень памятна мне одна из последних моих прогулок с Владимиром Ильичем по берегу широкого Енисея, - узнаем от Г. Кржижановского, отбывающего в эту же пору сибирскую ссылку. - Была морозная лунная ночь, и перед нами искрился бесконечный саван сибирских снегов. Владимир Ильич вдохновенно рассказывал мне о своих планах ... Организация печатного партийного органа, перенесение его издания за границу и создание партии при помощи этого центрального органа, представляющего, таким образом, своеобразные леса для постройки всего здания революционной организации пролетариата,- вот что было в центре его аргументации”.[6]
Вспомнит позднее и Крупская: “Владимир Ильич перестал спать, страшно исхудал. Бессонными ночами обдумывал он свой план во всех деталях... Чем дальше, тем больше овладевало Владимиром Ильичем нетерпение, тем больше рвался он на работу”.[7]
И вот наконец истекает срок ссылки. На лошадях день и ночь, благо вовсю светит луна, затем по железной дороге выбираются Ульяновы из сибирской глуши. Мыслями Владимир Ильич уже там, где ждет большая работа, где ждут соратники и друзья. Радостное настроение омрачает лишь предстоящая разлука с женой: ее следует оставить по пути - в Уфе, оставить отбывать еще год ссылки.
Задуманный печатный орган нуждается в редакторах, сотрудниках, агентах. Их надо подобрать. И подобрать в разных городах Российской империи. Предстоит организовать транспортировку, распространение газеты. А из департамента полиции уже вышло между тем предписание, объявляющее “уроженцу г. Симбирска помощнику присяжного поверенного Владимиру Ильину Ульянову, что по рассмотрении в особом совещании, образованном на основании 34 ст. положения о государственной охране, обстоятельств дела о названном лице, господин министр внутренних дел постановил: воспретить ему, Ульянову, по освобождении его 29 января 1900 года от надзора полиции, жительства в столицах и С.-
