Хотя Валерий Петрович ничего не видел, а от удара автомобиль занесло, он не выпустил руля. Визжа по льду, машина развернулась было поперек дороги, но тут Овсянников на миг совладал с управлением и ему удалось уткнуть автомобиль в бордюр, остановив гибельное скольжение.
От толчка то непонятное, что прилипло к стеклу, рассыпалось, словно бы разом порвалось на клочки толстое одеяло, и Валерий Петрович увидел… множество птиц!
Мелькнув в свете фонаря, под которым замерла машина, они взвились — и исчезли в черноте ночи. Несколько маленьких трупиков лежали на капоте: очевидно, эти птицы погибли при ударе о машину.
Но даже и тут Валерий Петрович ничего не понял, ни о чем не догадался. Он просто был испуган, потрясен, а того пуще — изумлен. Его била дрожь уходящего напряжения, и он вылез из машины, закурил, пытаясь успокоиться. Надо было выровнять автомобиль: по этой улице ходили троллейбусы, а «Лада» перегораживала путь… Но Валерий Петрович не мог сдвинуться с места.
Рядом стоял старый дом с глубокой аркой, в которой завивались вихри, и поэтому Валерий Петрович не сразу расслышал угрожающий шум, случайно подняв голову.
Какое-то темное, пронизанное искрами облако валилось на него сверху!
Овсянников только и успел, что отшатнуться, прильнув к автомобилю. Но нога его скользнула, он упал и по длинной темной ледянке пролетел на несколько метров ниже своей машины.
Это его и спасло.
Едва «облако» коснулось автомобиля, как ударил разряд, и «Лада» озарилась мертвенным светом. Чудилось, в нее вонзилась молния! Ворох искр, похожих на ледяные бенгальские огни, окутал машину. Синие и белые змейки пробегали по стеклам, по дверцам, умирая и рождаясь, когда облако вновь и вновь касалось крыши, рассыпая вокруг гроздья алмазных вспышек, отражаясь в небесной черноте.
Невыносимо воняло паленым, и Валерий Петрович, приподняв голову, успел увидеть в ослепительном сиянии, которое издавала его машина, что «облако» рассыпается на множество безжизненных обгорелых комочков.
Птицы! Это опять были птицы!
Птицы, которым только что не удалось опрокинуть его машину, а значит, не удалось уничтожить и водителя, сейчас, своею тяжестью прогнули электрические провода, замкнули их. Они погибали сами, но норовили погубить человека!
Если бы он стоял на прежнем месте… Если бы он прижался к машине…
И тут-то все сплелось, связалось, разом сошлись концы с концами, сама собою сложилась мозаика из бестолково разбросанных частиц.
Гибли все, кто имел касательство к работе Центра.
Причиной их смертей были, так или иначе, животные. Ну, птицы.
Каждый раз накануне гибели человек сознательно причинял (пытался причинить) зло животным или птицам: Козерадский, Мурашов, Махотин, или же был на это явно спровоцирован: Леушкин, Гарин — и вот теперь он, Овсянников!
И он вспомнил ту огромную, тяжелую птицу, которая вдруг атаковала их с Александрой. Она ничего не видела, только потому и промахнулась, удар был смягчен. А если бы не промахнулась?..
Валерий Петрович с трудом поднялся, огляделся. Ох, да ведь это же как раз дом Александры. Господи, как странно, что второй раз именно здесь на него нападают птицы!
И тут он расслышал в вышине пронзительный свист. Не глядя, не размышляя, метнулся через заснеженный газон, упал, прокатился по тротуару и ввалился в подъезд, однако дверь за собою захлопнуть не успел.
Мелькающий, хлопающий, клекочущий шар ворвался следом, погнал по лестнице, по площадкам обезумевшего человека…
Счастье, что квартира Александры была всего лишь на втором этаже! Счастье, что она отворила тотчас!
«Да, — подумала Александра, вспоминая, что Валерий Петрович рассказывал ей о событиях вчерашнего вечера, и длинно зевнула: ведь почти не спала! — Возможно, он прав: я спасла ему жизнь. Впервые, так сказать, в моей биографии… Смотри-ка! А уж уверилась, что все испытала. Оказывается, еще не вечер!»
Ирония, конечно, была натужной, однако чем еще оставалось спасаться самой?
…В этот миг я пробудился.
Не смог сдержать крика, увидев над собою те же лица, что во сне видел над ямою! Но теперь на них была не злоба, а испуг и любопытство.
— Ну и здоров же ты спать!
— Мы уж испугались, на тебя глядючи. Посинел вдруг весь, будто от удушья. Руками машешь, стонешь…
— Да, а разбудить тебя никакой силой не могли.
— Хоть «скорую» вызывай!
И они захохотали. Шутка оказалась удачной. «Скорую» вызвать? А куда? В тайгу? В Центр? Сюда, в подвал?!
Ничего не скажешь, шутка отменная.
Однако пора было вставать. Сегодня нам предстоял инспекционный обход накрытой местности.
Непростой денек!
Вчера была «сетка». Сегодня — обход.
Мы втроем, я и двое инспекторов, приехали на базу только вчера поздним вечером. Должно было пройти десять контрольных часов, после которых в зоне «сетки» можно появляться без защитных костюмов.
Понятное дело, выпили за все за это. Сидели долго, оттого и встали сегодня так поздно.
Меня всегда умиляло меню в Центре, у Стволов и Первого. Похоже, за комплектованием пайков следили истинные гурманы.
Скажем, копченый олений язык… Ну, там про всякую икру и двадцать сортов колбас я молчу. Это мелочи, по слухам, даже для обычного жителя ФРГ, что тогда говорить об этих троих?
Мне однажды попался на глаза ящик с продуктами на декаду: побольше упаковки телевизора «Рекорд». На десять дней! Одно плохо — все время консервы!
Как-то я видел: Махотин, старший сторож, выносил мусор, и вдруг из ящика выпала красивая банка из-под пива. Хоть цветы в нее ставь! Но надо было наблюдать выражение лица Махотина! Не исключено, что они с Леушкиным люто ненавидят базовых. Но смешнее всего, что и Первый и оба Ствола еле-еле ковыряют в своих экзотических баночках. У Первого вообще навязчивая идея — малосольные огурчики с чесноком. Я бы и сам ему привез, не будь это строжайше запрещено. Хотя, впрочем, он мог бы дать заявку на очередной паек…
Странно, как немыслимо странно, что я все это помню, и так отчетливо…
Ну хорошо. Итак, после позднего завтрака — точнее, полдника, под джентльменскую дозу коньячку, мы втроем тронулись в путь.
А вот путь к Шаман-камню я помню слабо… Ну, наверное, ничего не было необычного — до поры до времени. Помню, что Козерадский и Мурашов все норовили забрать южнее, а я снова и снова ставил их на тропу.
Понятно, почему их вело в сторону. К заводи рвались!
Они шли с ружьями, с рюкзаками. Еще когда в городе собирались сюда, Овсянников велел по телефону сторожам приготовить все для высоких гостей. Ведь оба — ярые охотники. Мне вообще всегда казалось, что приезжают они сюда не ради подготовки к «сетке», а ради нескольких часов сидения в лодке,
