усваивающих их прусских героев.
Главнокомандующим третьей армией был назначен Бернадотт.
Русские генералы заняли второстепенное положение. Русские офицеры почувствовали немецкий гнет. Русские солдаты приучались слушать немецкие ругательства.
10 августа богемская армия, в составе двухсот шестидесяти тысяч человек, при 672 орудиях, большинство которых были русские, двинулась, согласно общему плану, на Дрезден, защищаемый только одним французским корпусом под началом маршала Сен – Сира.
Северная армия была направлена к Лейпцигу, а Силезской приказано, не теряя из вида противника, не ввязываться в дело и быть готовой только к поддержке Главной армии.
Получив инструкцию, Блюхер усмехнулся в свои усы и решил, что он слишком опытный полководец для того, чтобы только поддерживать другую армию. У него у самого есть армия, и он знает, как действовать. Пусть другие действуют, как хотят, он не мешает другим – пусть не мешают и ему.
Союзные государи следовали при Главной армии.
II
Гриша Белоусов крепко спал и видел во сне Пронскую, когда был разбужен довольно энергичным толчком. Он открыл сонные глаза и в сумраке начинающегося рассвета увидел над собою необыкновенно бледное, осунувшееся лицо князя Левона. Выражение этого лица так поразило его, что сон сразу слетел с него. Он быстро поднялся и тревожно спросил:
– Что с вами? Что случилось?
– Война объявлена, – услышал он ответ и не узнал этого странно прерывавшегося хриплого голоса. – Я уезжаю. Вот мой рапорт. Передайте его князю Волконскому. Прощайте.
И прежде чем Гриша успел задать еще один вопрос, князь бросил ему на постель бумагу и почти выбежал из комнаты.
Гриша был так ошеломлен, что несколько минут сидел как окаменелый, бессмысленно глядя на раскрытую дверь.
– Что же это значит? – произнес он наконец. – Война так война. Но с ним?то что?
Он развернул рапорт.
«Доношу вашему сиятельству, – прочел он, – что сего числа я отбыл в действующую армию по месту моей службы».
Мысли Гриши мало – помалу прояснились. Он прочел еще раз этот рапорт.
«Но это безумие, – думал он, – за это князя отдадут под суд! Что заставило его решиться на это?»
И действительно, князь Левон, откомандированный к особе императора, вдруг самовольно бросает свой пост. Это было вопиющее нарушение дисциплины, которое в то же время могло быть истолковано, как дерзостное неуважение к священной особе государя. Очевидно, случилось что?то невероятное… Гриша долго и напряженно думал и наконец решил, что самое лучшее – поручить это дело старому князю. Он любим государем, и, конечно, Волконский не решится сделать ему неприятность. Эта мысль успокоила Гришу, но вместе с тем усилилась тревога за то, что сделает сам Левон. Князь был в таком состоянии, когда от человека можно ожидать всего. У него было лицо приговоренного к смерти, думал Гриша… Зарницына не было дома.
Гриша торопливо оделся и, хотя ему не хотелось будить Данилу Ивановича, не вытерпел и вошел к нему.
Новиков сразу пришел в себя, почуяв в его голосе тревогу.
– Что случилось, Гриша? – спросил он.
– Я сам не знаю, – ответил Гриша. – Война объявлена…
– Объявлена! – прервал его Новиков, приподнимаясь. – Объявлена, – повторил он чуть не с отчаянием. – Это ужасно! Это безумие. Россия не прусская провинция, и наша кровь не вода.
Это известие также разрушало и его личные надежды найти Герту. Она в руках врагов, и он бессилен броситься за ней, искать ее и, быть может, спасти. И отчаяние все глубже овладевало его душой.
Он опустил голову и через минуту добавил упавшим голосом:
– Впрочем, я почти ожидал этого. Что ж! Будем воевать.
Но в настоящий момент Гриша пропустил мимо ушей слова Новикова, так как был полон одной только мыслью о князе.
– Да, конечно, будем воевать, – торопливо сказал он, – но, собственно, я разбудил вас из?за князя…
– А что? – сразу встрепенувшись, спросил Данила Иваныч.
– Я боюсь за него, – ответил Гриша и в волнении рассказал случившееся. – Вот и его рапорт, – закончил он.
– Ну, рапорт – это вздор. Теперь не до того, – медленно и задумчиво произнес Новиков, – это обойдется… Тут есть более серьезное что?то… Вы не знаете, где вчера был князь? А Зарницын вернулся?
Гриша покачал отрицательно головой.
– Зарницына еще нет, а князь ушел вчера поздно вечером, а куда – не сказал, последние дни он был вообще молчалив и словно расстроен чем?то…
– А вы, Гриша, – помолчав, начал Новиков, – с этим рапортом не ходите к старому князю.
– Почему? – удивленно спросил Гриша.
– Так, – уклончиво ответил Новиков, – зачем путать в это дело старика. Дайте лучше его мне. У меня там есть кое – какие знакомства.
– Как хотите, Данила Иваныч, – сказал Гриша, отдавая бумагу.
В это время послышались шаги, и в комнату, веселый и оживленный, вошел Семен Гаврилыч.
– Ура! – закричал он с порога, – в поход, други, в поход!
– Чему ж ты рад? – угрюмо спросил Новиков.
– Чудак ты, – ответил Зарницын, – рука моя здорова. На что же я офицер, если не буду радоваться войне!..
– Ну, не в том дело, – прервал его Новиков, – а вот послушай, что с князем…
Зарницын сразу стал серьезен и внимательно выслушал Новикова. Потом пристально взглянул в глаза Даниле Ивановичу и многозначительно произнес:
– Конечно, ты прав. Старого князя в это лучше не мешать…
Новиков испытующе посмотрел на него и отвернулся.
– Тогда я еду за ним сегодня же! – воскликнул Гриша.
– Вот это очень хорошо, – отозвался Новиков.
– Я думаю, что на днях и я смогу присоединиться к вам.
– Жаль, что мы не вместе, – вздохнул Зарницын. – Как бы мне перемахнуть к вам в пятый драгунский? Надо похлопотать.
– Конечно, хлопочи, – заметил Новиков, – у нас в офицерах большая убыль. Ну, я встану и отправлюсь в штаб, – закончил он.
– И я пойду собираться, – сказал Гриша. – Сделаю еще кое – какие визиты и к вечеру выеду.
– Что могло случиться? – начал Новиков, когда Белоусов вышел. – Я подозреваю источник его настроений, но откуда нанесен удар? Вот загадка…
Зарницын пожал плечами.
– Я много заметил и понял на последнем балу, – сказал он. – Подозревать можно много, есть подозрения, которых не следует высказывать.
– Я хорошо знаю князя, – заметил Новиков, – и я боюсь за него… Теперь так легко найти смерть, – слегка нахмурясь, добавил он.
