Полицейские уже бегали возле машин, замыкая кольцо оцепления, хлопали дверцы, зазевавшихся подгоняли прикладами. Людей выгнали на пространство между грузовичком и полицейскими машинами и выстраили в две шеренги по обочинам. Отбившийся от родственников семилетний мальчик никак не мог понять, куда ему становиться, ведь он мужчина, а мать звала его к себе. Наконец он решил эту проблему, подбежал и стал рядом с дедом – интеллигентного вида стариком, хотя другие дети остались с женщинами.
Полицейские уже копались в машинах. Беженцы с тревогой посматривали на то, как извлекли из-за спинок сидений сперва один, затем второй старые охотничьи карабины. Офицер тем временем неторопливо вышагивал между двумя шеренгами и вещал:
– Только не считайте меня кретином, не рассказывайте мне глупую сказку, что вы собрались прогуляться с семьями на пикник. Или ехали к родственникам. На ваших гнусных мордах написано, кто вы такие. В Турцию собрались? Решили бросить родину в тяжелые для нее времена? Я научу вас любить свою землю и нашего президента!
Один из полицейских топтался по узлам в машине, под его ногами что-то хрустело и трещало. Он разрезал ножом связанную накрест простыню, на дорогу посыпалась столовая посуда.
Офицер обернулся на звук, сделал несколько шагов и остановился напротив старика, посмотрел тому в глаза, но тот выдержал, взгляд не отвел. Мальчишка, стоявший рядом, прижался к ноге деда. Его глаза были широко раскрыты от испуга.
– Ты тоже не любишь нашего президента? – перешел на змеиный шепот офицер, наклоняясь к мальчику. – И землю нашу не любишь, раз бежишь с нее в трудный час?.. Я научу тебя ее любить.
Полицейские, опустив автоматы, дружно скалились – все они хорошо знали любимую фишку своего командира. Один из холуев уже успел насыпать в миску дорожную пыль и встал рядом.
– Жри родную землю! – закричал офицер, силой опуская старика на колени. – Жри и только посмей сказать, что она тебе не нравится! И щенку его миску дайте, пусть они вместе жрут! – Он сделал шаг назад и навел на деда с внуком ствол автомата.
Полицейские потешались над тем, как старик и ребенок заталкивают себе в рот сухую землю, как пытаются ее проглотить. При этом никто из них даже не подумал дать им воды…
Ни полицейские, ни их жертвы не догадывались, что за всем этим с вершины холма наблюдают российские десантники. Первые просто ни о чем не подозревали, вторые же были уверены, что «натовские коммандос» уже далеко и на помощь не придут. Батяня опустил бинокль.
– Вот урод… А еще офицерские погоны носит. Стрелять таких надо, без суда и следствия, – процедил он сквозь зубы.
Федосеев принялся прилаживать оптику к снайперской винтовке. В ответ на вопросительный взгляд Лаврова прапорщик пожал плечами:
– Всякое может случиться…
На дороге тем временем местные «стражи порядка» уже заканчивали обыскивать колонну. Обыском это можно было назвать лишь при наличии немалого воображения. Полицейские просто расшвыривали вещи, били посуду. Вспарывали матрасы, подушки. Перья метелью кружили вдоль склона. Наконец кто-то из подчиненных поднес офицеру поднос, на который сложили все обнаруженные у беженцев ценности. Несколько не слишком толстых пачек денег, перетянутых резинками, пару пригоршней ювелирных украшений.
– И это все? – злобно прищурился офицер. – Этих тоже обыскать! – И он указал рукой на шеренгу женщин с детьми.
Не испытывая угрызений совести или стыда, полицейские бросились исполнять приказ. Стоявшую с краю шеренги женщину они обыскали, не стесняясь запустить руки в самые укромные уголки ее одежды. Не найдя ничего в складках ткани, эти головорезы в форме сорвали с нее украшения. Мужа, который попытался вступиться за жену, офицер тут же пристрелил. Глядя на распластавшееся в дорожной пыли тело и причитающую над ним женщину, остальные несчастные посчитали за лучшее расстаться с ценностями добровольно.
– Неплохо, неплохо, – проговорил офицер, разглядывая сложенные перед ним ценности. Горка на подносе заметно увеличилась в размерах.
Улов превзошел его ожидания, и теперь он раздумывал, как поступить с этими предателями родины… Офицер взмахнул рукой, подзывая к себе сержанта. Тот выслушал распоряжение, подобострастно кивнул и умчался. Через минуту джип отъехал от грузовика и вывернул на обочину, фарами навстречу остановленной колонне. Заревел двигатель грузовика – тому, кто сел за руль, пришлось поманеврировать, прежде чем он сумел поставить свою машину позади джипа. Теперь патруль мог покинуть место встречи с колонной беженцев в считаные секунды.
Заглушив моторы, оба водителя присоединились к остальным полицейским, которые тоже не сидели без дела. Им офицер отдал другое распоряжение…
– Чего он задумал, командир? – тревожно спросил Литвинов, глядя на творившееся внизу.
– Что, старлей, не видишь? Людей к скале гонят. Он их ограбил, а теперь расстреляет, чтобы концы в воду спрятать, – хмуро отозвался Батяня. – Мертвые молчат надежнее живых.
– Товарищ майор, разрешите один выстрел? – попросил Федосеев, припадая глазом к окуляру прицела снайперской винтовки.
– Надеюсь, если снести главному уроду башку, у остальных ублюдков хватит ума, чтобы понять намек правильно, бросить гражданских и свалить отсюда к чертовой матери. Пусть даже награбленное с собой забирают… – отозвался Лавров и приказал: – Стреляй, прапорщик!
Федосеев прищурился, чуть заметно довернул ствол винтовки, задержал дыхание и плавно нажал на спусковой крючок. Винтовка чуть вздрогнула, гильза отлетела в сторону, взметнув облачко пыли… И вдруг у офицера, уже собравшегося командовать расстрелом, снесло полголовы. Он еще с секунду стоял с поднятой рукой, а затем рухнул на камни. Гражданские опомнились первыми, бросились врассыпную, но полицейские криками и выстрелами в воздух заставили их снова собраться вместе, а затем, используя мирных людей как живой щит, двинулись вверх по склону – больше ниоткуда пуля прилететь не могла.
Увидев это, майор сделал единственно возможный вывод: наверняка в практике полицейских уже случались подобные ситуации – когда одиночка пытался заступиться за своих товарищей, вот и тактика соответствующая была отработана. Расчет верный – свой по своим стрелять не станет.
– Ну, прапорщик, и кому мы этим лучше сделали? Уж точно, что не себе, – проговорил Лавров.
– Кто же знал, что они такие сволочи?
– А ты что, до этого не понял? – Андрей вытащил из подсумка рожок, протянул Литвинову: – Там зажигательные. Сообразил, что от тебя требуется?
Старлей кивнул, присоединил рожок и глянул в прицел на полицейские машины.
Мотор квадроцикла взревел. Верткая машинка, ведомая Батяней, взлетела над гребнем, пронеслась по воздуху, ударилась колесами в каменистую землю и начала стремительный зигзагообразный спуск по склону. Полицейские схватились за оружие, но их беспорядочная стрельба поверх голов беженцев практически не могла навредить Андрею, слишком быстро и непредсказуемо двигался квадроцикл, а полицейские все еще боялись уложить на землю свой живой щит и остаться без прикрытия.
Лавров на ходу прижал руль машины коленями и вскинул автомат. Наступил решительный момент – проскочив согнанных в кучу гражданских, он поравнялся с полицейскими. Теперь их разделяли только несколько десятков метров открытого пространства.
Литвинов не сплоховал. Именно в эту секунду автомат в его руках загрохотал, выпуская длинную очередь.
Трассеры прочерчили пунктир к полицейским машинам. Бензин в простреленном баке мгновенно вспыхнул. Джип, скрывшийся в огненном облаке, подбросило взрывом. Грузовик тоже превратился в костер – вырвавшееся из-под кузова пламя жадно накинулось на кабину и брезентовый тент. Лавров использовал этот момент на «все сто»: одной очередью скосил троих полицейских, которых взрыв отвлек лишь на мгновение – но все же отвлек.
Беженцы, поняв, что сейчас стреляют не в них, попадали, вжимаясь в землю. Теперь уже уцелевшие стражи порядка бросились в разные стороны, одновременно пытаясь уйти из-под огня и проучить наглеца. Совмещать это получалось плохо.
