великого князя убити и сь его детьми». Это их намерение якобы предотвратил архиепископ Иона, сказав: «…большую язву Новугороду доспеете: сын бо его большей князь Иван се послышит ваше злотворение, а се часа того, рать испросивши у царя, и пойдет на вы, и вывоюеть землю вашу всю»[917]. Нам представляется этот рассказ досужим вымыслом. Да и вряд ли бы Василий II, узнав о заговоре против своей особы (дело-то происходило на вече), так благолепно расстался с новгородцами и не предпринял против них карательных санкций.
Во время поездки в Новгород произошло «чудесное воскресение» постельничего Григория Тумгана у гробницы Варлаама Хутынского. В связи с этим событием по возвращении великого князя в Москву построен был храм Иоанна Предтечи у Боровицких ворот с приделом Варлаама Хутынского[918].
20 февраля 1460 г. Василий II покинул Новгород[919]. Во исполнение договоренности зимой 1461 г. (в феврале-марте) новгородцы собрали с жителей всей Новгородской земли «черный бор» великому князю[920].
И все же Новгород не давал покоя Василию II. 7 января 1462 г. он послал туда боярина Ф.М. Челядню, Ф.А. Белеутова и специалиста по новгородским делам дьяка Степана Бородатого. О чем велись там переговоры, не известно. 22 января они покинули Новгород[921]. Накануне смерти (март того же года) Василий II гневался на новгородцев за то, что они не прислали в Москву для переговоров архиепископа Иону[922].
Походы войной и «миром» 1456–1460 гг. на Новгород были предвестниками окончательного падения новгородской вольности. Попытки новгородского боярства сохранить независимость от Москвы, тесные связи с врагами московского великого князя, в первую очередь с Дмитрием Шемякой и его окружением, контакты с Великим княжеством Литовским, где обосновалось ядро княжеской эмиграции, — все это диктовало, по мнению правительства Василия II, необходимость скорейшего решения новгородской проблемы. Прошло немного времени, и в 1471–1478 гг. Новгород окончательно был включен в состав Московского великого княжества.
В августе 1460 г. (в Успеньев пост) ордынцы совершили новое нападение на рязанские украины. На этот раз царь Ахмат Кичиахматович из Большой Орды пришел под Переяславль-Рязанский («на Ряськое поле»), а мурзы Тенсуфуй и Темир появились под Рязанью[923]. Царь Ахмат стоял под городом шесть дней, но, «ничтоже успев граду тому», вынужден был отойти. Горожане сражались отважно и «много у него татар побили». Войска наследника престола Ивана Васильевича заняли оборону «на берегу» (Оки). В своей неудаче Ахмат винил мурзу Казат-Улана, который был инициатором этого похода. Ведь он привел царя на Рязань, «не чающе от Руси ничего сьпротивления»[924]. С Ахматом еще придется столкнуться Ивану III в 1480 г., во время «стояния на Угре».
На следующий год Василий II «заратил… со царем Казанским». В чем была причина этого московско- казанского конфликта, летописи не сообщают. Известно только, что великий князь выступил было в поход и дошел до Владимира. Но сюда пришли казанцы и «взяша мир» с ним[925] . Развязывать казанский узел будет также Иван III в 80-е годы XV в.
В начале 1461 г. сошли со сцены еще два видных деятеля, сыгравших значительную роль в организации победы Василия II. Круг старых сподвижников великого князя сужался. 10 февраля умер тверской великий князь Борис Александрович. На престол вступил его сын Михаил[926]. 31 марта скончался митрополит Иона[927]. На его место 3 мая поставлен был ростовский архиепископ Феодосии Бывальцев[928]. На избрании присутствовали суздальский епископ Филипп, рязанский Ефросин, коломенский Геронтий, сарский Вассиан. Пермского епископа не было (после смерти Питирима кафедра оставалась вакантной). Новгородский архиепископ Иона и тверской епископ, как обычно, ограничились присылкой грамот, в которых заранее соглашались с результатами предстоящего избрания («кого восхощет господь Бог… и господин наш князь великий Василеи, и братиа наша епископи Рустии, и иже с ними освященыи собор, то и нам митрополит»)[929].
Зимой 1461/62 г. в Москву прибыл из Литвы Владимир Давыдов, сын боярский серпуховских князей. Он привез с собой копию с договора, который заключили между собой можайский князь Иван Андреевич и сын опального серпуховского князя Василия Ярославича Иван[930].
Князья-эмигранты, рассчитывая на возможность победы над Василием II, заключили между собой соглашение об условиях союза между ними. Князья обязывались совместно бороться за их отчины («заодин доставати… своей отчины и дедины»). Они обещали не заключать сепаратного мира с Василием II. Иван Андреевич обязывался не вступаться в вотчину Василия Ярославича (Бежецкий Верх, Суходол), что ему дал Василий II, а также пожаловать Ивану Васильевичу Дмитров и Суздаль. В случае смерти Василия Ярославича его вотчина должна была перейти сыну, т. е. князю Ивану. Князь Иван Васильевич признавал Ивана Андреевича «братом старейшим». Если в походе князья «достанут» городов, волостей и казны, треть из них должна была поступить Ивану Васильевичу. Если в намеченный срок Иван Андреевич не выступит в совместный поход князей, то договор считается нарушенным и Иван Васильевич слагает с себя крестное целование.
Весной 1462 г. (на «Федоровой неделе», т. е. 1–7 марта) Василий II получил известие, что «дети болярьские и иные дворяне» Василия Ярославича «хитростью коею хотеша» освободить («выняти») серпуховского князя с Углича «ис поиманиа». Подобный заговор был несколько лет тому назад, но тогда хотели освободить из «поимания» на Угличе Василия II, а во главе заговора стоял Василий Ярославич. Он окончился успехом. Теперь времена переменились. Василий II все хорошо помнил, но на этот раз он хотел, чтобы все знали — прошлое не повторится. Во главе заговора находились Владимир Давыдов, а также Парфен Бреин и Лука Евсевьев. Их и «иных многих» великий князь велел «казнити, бити и мучити, и конми волочити по всему граду и по всем торгом, а последи повеле им главы отсещи». Казни произвели на москвичей тяжелое впечатление и сами по себе, и потому, что они произведены были в Великий пост: «Множество же народа, видяще сиа, от боляр, и от купець великих, и от священников, и от простых людей, во мнозе быша ужасе и удивлении, и жалостно зрение, яко всех убо очеса бяху слез исполнени, яко николиже таковая не слышаша, ниже видеша… в русских князех бываемо, понеже бо и недостойно… кровь проливати во святыи Великий пост»[931].
Так страшными казнями завершилось время княжения Василия II. Они были предвестниками того, что принесет с собой образование единого государства тем, кто не хотел мириться с этим фактом или вызывал чем-либо другим неудовольствие державного правителя.
Возможно, отдавая распоряжение о казнях, Василий II был уже болен. Во всяком случае, 27 марта он скончался от «сухотной болезни»[932].
Смерть есть смерть. И вот один из летописцев записал: «Бысть тогда в граде Москве и рыдание велико зело, плакахужеся князи и вельможи, старии и унии, богатии и убозии»[933].
Незадолго до смерти Василий II составил завещание, в котором содержались распоряжения о судьбах государства[934].
Великим княжением, как бесспорно принадлежащим ему самому и его наследнику, Василий Васильевич благословил старшего сына, Ивана. Ему были завещаны также треть в Москве, Владимир, Переславль, Кострома, Галич с Солью Галичской, Устюг, Вятская земля, Суздаль, Нижний Новгород, Муром, Великая Соль, Юрьев Польский, Боровск, Суходол, Калуга с Алексином. В списке этих городов четко прослеживаются итоги борьбы за единовластие в Северо-Восточной Руси 20—50-х годов XV в. Великий князь отныне становился господином не только земель, «по старине» принадлежавших его семье, владельцем «примыслов», добытых в упорной борьбе его отцом, но и самого великого княжения с городами, относившимися к «короне». Ему переходили столицы бывших уделов Юрия Дмитриевича и Дмитрия Шемяки, удельная столица Василия Ярославича, часть земель Ивана Андреевича, а также Нижегородско- Суздальское княжество.
Второй сын Василия II, Юрий, получал, как и старший брат, треть в Москве (Василия Ярославича), но уже не единолично, а в совместное владение («по половинам») с братом Андреем Большим, а также «год» в столице, принадлежавший когда-то князю Константину Дмитриевичу. Столицей удела князя Юрия Васильевича становился Дмитров, когда-то принадлежавший князю Петру Дмитриевичу, а затем бывший
