Отечество без отцов

Солдаты мои! За эти три с половиной месяца, наконец, были созданы предпосылки для нанесения завершающего мощного удара, который должен уничтожить противника еще до наступления зимы… Сегодня начинается последняя решающая битва этого года… В ходе ее будет повержен враг, с которым мы сейчас ведем борьбу, а вместе с ним и Англия — поджигатель всей войны.

После речи фюрера Вильгельм Штриенц спел песню «Родина, твои звезды…».

Наш полк не стал задерживаться в Москве подобно другим частям, и так как его очень сильно потрепали в битве под Бородино, то он отошел в Можайск. Там должны были быть отремонтированы полковые пушки и повозки. В связи с тем, что ни нам, ни лошадям пропитание не подвезли, мы вынуждены были совершать рейды в поисках еды, которые были связаны с риском для жизни и часто терпели неудачу.

Дневник вестфальца, 1812 год

Вновь один из многих деревянных домов в очередной безымянной деревне. Издали он выглядел нежилым, но когда они открыли дверь, навстречу ударила волна теплого воздуха. На печи они обнаружили молодую женщину, на теле которой почти не было одежды. Она лежала на кирпичах и, не отрывая взгляда, смотрела на вошедших солдат. Годевинд разъяснил ей словами и жестами, что им нужно переночевать в доме. Всего одну ночь, так как утром им предстоит идти дальше. Женщина спрыгнула с печки, ловко по- кошачьи изгибаясь, проскользнула к задней двери, исчезла в соседнем помещении, и прежде чем они успели осмотреться, бросила к их ногам мешки, набитые соломой. Солдаты устраивались на полу, ощущая на себе взгляд этой женщины, застывшей у двери. После того, как мешки с соломой были разложены, она набросила на один из них пальто, схватила Годевинда за руку и повела за собой в огород. Там она стала бегать между осенних грядок, затем позвала его и подвела к углу огорода, где был насыпан земляной холмик. На Годевинда обрушился поток слов, из которого он лишь понял, что пару недель назад у женщины умер маленький ребенок. Не из-за войны, а от обычной болезни. Но так как война прошлась по всей деревне, то ей ничего не оставалось делать, как похоронить ребенка в своем огороде. Так он теперь и лежит у штакетника, чтобы потом, когда вновь воцарится мир, можно было бы устроить настоящие похороны, как это положено делать в подобных случаях.

Вальтер Пуш и Роберт Розен соорудили себе ложе, подложив ранцы под голову вместо подушек, а шинели пристроив в качестве одеял. Сидя на мешках с соломой, они некоторое время играли в карты в очко. Годевинд устроился на лавке у печки и наблюдал за обоими, куря одну сигарету за другой. Женщина вновь забралась на печь, свернулась там, как кошка, калачиком, глаза ее блестели. Вдруг ее рука потянулась за сигаретой. Годевинд не стал отказывать ей в этом удовольствии и, затянувшись пару раз, она вернула ему сигарету.

Как только стемнело, появилась еще одна женщина. Она тоже забралась на печку, и обе начали шушукаться. Временами они смеялись как дети. Роберт Розен вышел наружу посмотреть, какая на дворе погода. В огороде он выдрал из земли морковку, вымыл ее у колодца, сел на крыльцо у дома и устроил себе морковный пир, вспоминая при этом о своем доме. Вальтер Пуш писал при свече своей Ильзе. Унтер- офицер Годевинд погрузился в традиционное молчание, женщины хихикали.

Когда часовой разбудил их на рассвете, то на печи никого не оказалось. Огонь в ней потух, в комнате было холодно, на полу валялся десяток окурков.

— Я готов поспорить, что вчера две женщины лежали на печке, — сказал Роберт Розен.

— У тебя галлюцинации, — констатировал Годевинд.

— Ты спал с ними? — допытывался Вальтер Пуш.

— Нам достаточно одних уже вшей, — сказал Годевинд. — Если мы к тому же подхватим еще и триппер, то всем будет крышка. На языке военного трибунала это именуется членовредительством. Целую армию можно одолеть, заразив ее венерической болезнью.

Что касается галлюцинаций, то Годевинд рассказал об одном моряке, который два месяца плавал на сухогрузе, перевозившем селитру, и однажды ночью обнаружил голую женщину, которую кто-то привязал к фок-мачте, где она самым нещадным образом страдала от холода. Тот моряк клялся во всеуслышание, что видел это, притом в трезвом состоянии.

Перед тем, как начать новый пеший переход, Годевинд прошелся по огороду, но у штакетника никакого земельного холмика не обнаружил.

Дневник Роберта Розена

Сегодня мы совсем близко подойдем к линии фронта. Скоро появятся убитые и раненые. Может быть, для меня было бы самым лучшим получить легкое ранение.

Перед началом марша к нам обращается капитан.

— Скоро с русскими будет покончено, — говорит он. — Украину немцы крепко удерживают в руках, Рождество мы, возможно, отметим уже дома. Потому нет смысла подавать рапорт на отпуск, так как все равно вскоре предстоит возвращение на родину.

Он оглашает воззвание фюрера, из которого следует, что в ближайшие недели русские войска будут разгромлены. Я не знаю, много ли войск противника можно разбить в такой грязи. Если все это не закончится до Рождества, то мне, пожалуй, следует жениться.

Мы идем по деревне, в которой лежат двести расстрелянных русских. Убиты они выстрелом в затылок, то есть расстреляны были своими комиссарами. Лейтенант говорит, они не хотели идти в атаку. А теперь они лежат кучей и ждут, когда их закопают в землю. Возможно, скоро пойдет снег.

Холодно и дождливо. Равнинная местность, кругом одни лишь поля. Богатый урожай так и не собран. Зерно почернело и набухло. Подсолнухи и конопля также ждут, когда их соберут, но кто будет заниматься всем этим?

Днем я направляюсь в медпункт за таблетками от поноса. Санитар набрасывается на меня. У него время приема с девяти до десяти утра, а не в середине дня. Я говорю ему, что мой желудок извергает свое содержимое вне графика работы его медпункта. Но мои доводы не помогают, я вынужден уйти без таблеток. Бывают же такие типы. На гражданке он возил уголь. И это называется войсковым товариществом.

Ко мне часто приходит в гости мальчик из соседнего дома. Ему уже пришлось хлебнуть горя. Мы с ним о многом беседуем, насколько, конечно, нам это удается. Однажды он принес мне шерстяные рукавицы, которые по забывчивости оставил один из немецких солдат. Так что теперь буду пользоваться ими. Я дал парню марку, и мы оба были счастливы.

Я и не знал, что нам помогают также и французы. Один из французских добровольческих корпусов прошел недавно по шоссе в направлении Москвы. Здесь находится и испанская «Голубая дивизия», ее подразделения располагаются недалеко от нас. И уж совсем часто мы встречаем румын, словаков и венгров. Вся Европа воюет с большевизмом.

Самая последняя новость. Наш батальон должен быть расформирован и придан другим частям. Интересно, куда направят меня? Надеюсь, что удастся хорошо устроиться.