— Хорошо. С Германией понятно. А что вы можете сказать про нашу страну?
Бокий молчал, видно собирался с мыслями. Момент был решающий. Если он в операции, он должен сейчас продумывать, под каким соусом это преподносить и как это должно рифмоваться с постулатами марксизма. Если он вне операции, то должен определить долю своего знания.
— Мы сталкиваемся с непонятной активностью в этой области в последнее время, — осторожно начал он. — Но нам трудно работать, у нас практически нет грамотных в этом отношении кадров. Окружение Бадмаева разгромлено. Кружок Гурджиева тоже. Присланные партийные товарищи из Бурят-Монголии и Калмыкии слабо разбираются в этих вопросах. Старые специалисты убиты, либо эмигрировали.
— Глеб Иванович, если можно, что конкретно заставляет вас думать об усилении активности, — товарищ Сталин тоже был не прост.
— Вот, мы подготовили справку. Так, например из запасников Кунсткамеры и музея были изъяты предметы культа тибетских шаманов, привезённые русскими путешественниками начала века. Наблюдался повышенный интерес к рукописям из подобного рода архивов. В Петрограде произошли ограбления нескольких квартир, хозяева которых долгое время работали в Китае и Монголии. Наша агентура в буддистских кругах докладывает о слухах, широко распространённых сейчас среди монахов и послушников. Это слухи о появлении новой секты, чрезвычайно опасного по их мнению, толка. Но здесь многое надо уточнять. Нам трудно работать. Основные архивы находятся в руках военных – в России этими вопросами традиционно занимался Генеральный Штаб, его службы. Так что знания и специалисты у них. Мы обращались к ним в декабре прошлого года и повторили наш запрос в феврале этого. Ответ ходит по канцеляриям до сих пор.
Сталин кивнул Аршинову. Было ясно, что Бокий не при делах. В противном случае, начнись склока, Троцкий сдал бы его с потрохами. Он бы настаивал на совместности операции – это снимало бы тогда с него все подозрения. Степан встал и второй раз стал излагать. На этот раз он рассказывал всю историю, постаравшись опустить только роль китайцев в этом процессе. Фотографии трупов пошли по рукам. Николая в который раз замутило. Аршинов показал и фото немецких таджиков. Зрелище, конечно, было жалкое. Ну чисто узники Освенцима. Судя по всему их не кормили дней двадцать.
Начальник Спецотдела побледнел, увидев трупы, снятые с очень близкого расстояния, но было видно, что он заинтересовался и рассматривает характер ранений. Степан кончил докладывать и опустился на стул.
— Теперь многое становится ясным, Иосиф Виссарионович, — сказал Бокий. — До нас доходили отрывки, которые мы никак не могли связать друг с другом. Например, я могу сказать, что такие раны бывают от ритуального ножа, который как раз и изъяли из запасников музея.
Он показал фотографии убитых детей. Коля, сдерживая тошноту пригляделся. Действительно, порезы были не такие как у взрослых. Аршинов заинтересованно потянулся.
— Про исчезновение целого кишлака в Таджикистане мы тоже слышали, но были уверены, что это не наш вопрос. А перевоз людей в Германию проходил через наши службы, я это помню. Только они были оформлены цыганами, как бы кочевье. По бумагам это проходило как обеспечение операции военной разведки. Непонятным для нас был и приезд в Россию Свена Гедина. Этот человек хорошо известен как принципиальный враг России и русского. Ещё до революции его исключали из членов Географического общества за резкие антирусские статьи. А тут приехал и слова добрые говорит.
— То есть, у вас есть информация, но не складывается общая картина? — Товарищ Сталин сделал для себя какие-то выводы и теперь подводил итоги. Я думаю, вам надо собраться втроем и обсудить как этот вопрос, так и ваши действия. А как выработаете позицию, приходите ко мне, будем решать, что нам делать.
Когда все пошли к выходу, Николай улучил момент и подошёл к вождю. Коротко он рассказал про Алексея и его беды. Сталин кивнул головой, но Коля знал, что тот запомнил. Наверняка, как-то поможет. Судя по отзывам очевидцев, не заинтересованных врать, Сталин умел и любил обращаться с людьми. Поэтому все, кто с ним работал, вспоминали про него хорошо. Так что за Сушина Коля был спокоен.
А вот вопрос с рестораном и клубом Сталин сначала просто не понял. Но постепенно до него дошли все выгоды этой идеи с точки зрения сыска и контроля. Его это заинтересовало.
— А ведь подобные места можно открывать и для наших товарищей. С поправкой, конечно, на большевистскую мораль.
— Конечно, товарищ Сталин. Например, санатории. Люди пусть отдыхают в определённых местах, где они будут окружены заботой и вниманием. А то, чтo может предложить Москва ответственному работнику, приехавшему из провинции? Только традиционные буржуазные развлечения. Да ещё и с большой примесью уголовщины. Но люди не могут всю жизнь учить историю партии. Вот и получается, что мы сами толкаем их в объятия чуждых нам элементов.
— Вы что же, рекомендуете публичные дома открывать? Впрочем сейчас усилиями Коллонтай это и так упростилось до невозможности. В наше время это было как-то более церемонно, а теперь просто «половой вопрос». Все стали марксистами и ссылаются на «Манифест коммунистической партии», где говориться про общность жён.
— Это временное явление, Иосиф Виссарионович. Страна находится в капиталистическом окружении, а значит живёт в идеологии военного лагеря. А она требует крепкой семьи – крепкая семья это много детей, будущих солдат.
— Вы ставите под сомнение Маркса? Вообще-то он писал в совершенно других условиях, другом времени. Если его рабски копировать, можно потерять завоевания революции. Величие Ленина и состоит в том, что он адаптировал теорию марксизма к отсталой, аграрной стране. Так что можно будет пересмотреть и другие его положения.
— Ну, его идея о трудовых армиях тоже весьма спорный вопрос.
Сталин посмотрел на Николая, потом опустил взгляд и перевёл его на стол, заваленный бумагами.
— Да. Вы правы, товарищ Николай. Он теоретик. А практикой приходится заниматься нам. А насчёт иностранцев – это правильная идея. Только надо, чтобы она исходила от какого-нибудь товарища из ЧК – всё-таки контроль, это их дело. Вот, кстати, с Глебом и поговорите. Скажите ему, что я эту идею поддержу.
Когда Николай вошёл в кабинет, Аршинов и Бокии оживлённо составляли план на завтра. Действия были чисто розыскными, так что Коля не стал мешать профессионалам. У него был свой план и посвящать в него Бокия он пока не хотел. Может быть завтра, решил он, а сейчас не будем им мешать. У них всё должно само получиться. Он, правда, прервал их на минутку, сообщив Глебу Ивановичу о идее Сталина с рестораном. Бокий идею понял и сказал, что всё напишет.
— Глеб Иванович. К вам недавно мой товарищ попадал, некто Василий Конев. археолог. Он человек контуженный и местами сознание выпадает.
— Так это ваш человек? А мы-то гадали, что он в Москве делает. Вы сами тоже из Сибири?
— Да, как и он. Мы приехали организовывать экспедицию по раскопкам могилы Чингисхана. На мне организационная, а на нём должна была лежать научная часть.
— Понятно, понятно. А то мы сами хотели его привлечь. Там, в Забайкалье, говорят странные вещи творились. Было бы интересно посмотреть.
— Ну, одно другому не мешает. А пока его лечиться пошлём, в Германию. Пусть в себя приходит. Вы как, поддержите?
— Почему нет. Пусть подаёт бумаги, выправим паспорт, немцы, я думаю, визу дадут.
— Ну и чудесно. Я не буду вам сейчас мешать. Можно будет вам завтра позвонить, если вдруг мысли появятся?
— Конечно, конечно. Пишите.
Глава 20
Следующий день был наполнен движением и подготовкой к организации мистерии. С утра пришлось
