Витя молча присел. Но тихая минута не вернулась.
Из-за угла душкомбината с брезентовыми носилками на плече выскочил сменный инженер Эдик.
— Вот! Возьмете в забой, — Эдик сбросил носилки на землю перед звеном.
Все трое оторопели. Темин враз вспомнил, как стаскивали с ног Лободы гранитную глыбу, как укладывали его на носилки и перли, умываясь по?том, потяжелевшее тело из забоя в медпункт. Тогда же Забродин, рассвирепев так, что Темин испугался за него, разнес носилки в клочья.
Эти носилки были новыми, только что из столярки. Подрагивая от удара о землю туго натянутым брезентом, белея не захватанными пока ручками, они лежат сейчас на земле жутким немым вопросом: «Кто следующий, ребята?»
— Ты видал, Витек, нашего сменного? — криво улыбаясь, спрашивает Темин Забродина.
— Нет. Его сегодня уволили по несоответствию…
— Что за шуточки! — возмущается Эдик. — Вот он я — сменный. Вот носилки. Их надо…
— Какие носилки? — перебивает Забродин.
— Хватит тень на плетень наводить. Вот они, новые, легкие, — сменный поднимает носилки за ручки, демонстрируя их легкость.
— А старые?
— Старые сломаны. Какой-то идиот под самосвал бросил.
— Эти — туда же…
— Зачем?
— А нам они зачем?
— На всякий пожарный, — ухмыляясь, отвечает Эдик.
— Пускай на машине отвезут.
— Нету машины. Отнесите, мужики, — уже не приказывает, а просит Эдик.
— Не понесем! — упорно говорит Забродин. — Нашивали…
— Да вы что, ребята! Комиссия сегодня будет… — взмолился сменный.
Звено видит Эдикову оробелость, отказывается грубее — что взять с дурака. Оробел-то не потому, что настроение испортил звену и теперь раскаивается, а потому, что трепещет перед комиссией. Но в общем-то звену ясно, что носилки так или эдак в забое будут. Они всегда должны быть в забое и появляются на шахтной поверхности только лишь по несчастью, когда надо кого-то дотащить до медпункта. Потом снова, незаметно, оказываются в забое, в темном углу за вентилятором. Именно — незаметно и в темном углу, чтобы не будоражить проходчиков. Хотя они и без того знают: носилки — в забое, в случае чего — бежать за ними туда-то. Но одно дело — знать, хранить это знание на самой пыльной полочке памяти, другое — перед началом смены, в эти самые-самые минуты видеть их, самим нести их, будь они прокляты, самим прятать. Тут не было суеверного страха за свою проходческую судьбу. Да и с чего вдруг особо бояться-то — не первый год замужем. Но, все же, тонкость какая-то, невыговариваемая, подпольная, была и проявлялась она тогда только, когда с нею не считались. Эдик заискивал перед звеном, юлил даже и подобострастничал иногда, когда от проходчиков срочно требовалось сделать то-то и то-то, чтобы не ругало Эдика начальство. Но в душе он смотрел на них свысока, за глаза называл их не иначе как «мои кайлографы».
— Ты нам индпакеты выдал? — нагоняет хмурь на круглое свое лицо Серега.
— Нету их.
— Нас не касается. Положено по ТБ? Положено! Значит, дай.
— Ребята! Вы же знаете: дефицит, — перебарывая оробелость, говорит Эдик и, чтобы придать особую доверительность беседе, цыкает тоненькой струйкой сквозь зубы.
— Де-фи-ци-ыт, — злится Забродин. — Хапают, кому не лень. А для нашего брата — дефицит.
— Так что носилки за вами, — вдруг нашел выход из тупика Эдик и, ни на кого не глядя, исчезает.
— Вот и посиди в малиннике с такими, — ворчит Серега, поднимаясь с бревна.
— Сиди уж теперь, — удерживает его Темин. — Сменный за машиной побежал.
Не успели докурить, подошел самосвал. Из кузова выпрыгнул Эдик. Серега с Теминым нехотя подняли носилки и шваркнули их в кузов.
— Полегче! — распорядился Эдик. — Сломать ведь можно.
— Я их в гробу видел, носилки твои, — бурчит Серега, залезая в кузов.
— А вдруг тебя на них класть? — берет свое Эдик, видя, что задача его теперь уж выполнена. — Полегче с гробом-то.
Серега отнял руки от борта, грузно спрыгнул с колеса самосвала. Отшатнувшись, Эдик сделал несколько шагов назад.
— Типун тебе на язык! — взревел Серега. — Понял?! Ложись сам. А меня — уволь.
Сменный наигранно-шутливо сплевывает через левое плечо. На него никто уже не смотрит — звено забирается в кузов. С паршивой собаки хоть шерсти клок — доставит к самому забою.
— Вот увидит Найберг… что вы в самосвале… по тоннелю… — грозит им вслед Эдик.
— Иди ты… Сделал нам начало смены, недоношенный. Тебя бы сегодня в забой с этими носилками, — ругается Серега, но, кажется, баса в голосе натуре его хватает ненадолго, и через минуту он снова тенорит:
— До дембеля осталось 245 ден. Кончится договор — и с приветом бывший ваш Серега. «Жигуленка» получу в Киеве, чтоб сразу в гараж. Найду где-нибудь теплое местечко… Ни пыли тебе, ни газа… И ни камня над головой…
— Брось, Серега, молоть. Брось… — останавливает его Забродин. — Опять метро полезешь сверлить. Чего уж там…
— Спорим — не полезу. Спорим… на ящик коньяку! — Серега тянет Забродину левую руку, правой он держится за борт самосвала. — Давай, давай пять.
Забродин рук от борта не отрывает.
— Да поспорь ты, чего тебе, Витек. Может, выпьем через год на дармовщинку,- — уговаривает Темин, подняв ладонь ребром, чтобы разрубить рукопожатие спорщиков.
— Не-е-е, ребята, — по-прежнему серьезно говорит Витек. — Это такая зараза… Ой-е-ей какая зараза…
Какая зараза — он не договорил — всех кинуло на левый борт. Самосвал сделал последний поворот на серпантинном подъеме и выскочил на ровную прямую дорогу, ныряющую вдалеке в черную, овальную сверху, дыру портала.
— Пригнись! Найберг у нарядной, — скомандовал Темин и первым присел на корточки, прислонившись спиной к ржавому борту кузова.
Серега неловко плюхнулся на носилки.
— Мать честная! А ведь мягкие. Брезент-то пружинит, — Серега, повозившись, лег на носилки, но голова пришлась на ребро перекладины, он переполз вниз, теперь голове было нормально, зато свесились с носилок сапоги. — Нет, ребята! Эта кровать не по мне — мала. Но полежать можно.
— Слезь, Серега, — говорит ему Темин. — Слезь с носилок, кому говорят! — Темин даже покраснел. — Слезь!..
Серега испуганно и поспешно садится на брезенте, без каски, растрепанный — когда он вставал, каска зацепилась за уголок носилок и теперь красным шаром катается, мелко подрагивая, на железном дне кузова. От нее к Сереге под брезентуху тянется, извиваясь черной змеей и тоже подпрыгивая, аккумуляторный кабель.
До Сереги что-то дошло, и его будто пружиной подняло с носилок.
— Сядь, Серега! — испуганно командует Темин.
— То встань, то сядь… Нашелся начальник. Еще один, — не зная, что делать, в замешательстве, разозлился Серега. — Нету там никакого Найберга.
— Значит, в тоннель ушел. Выключи лампу-то. Сразу в темноте заметит.
Наклонившись, Серега поднес ладонь к лампе. В ладонь уперся желтый при ясном дне кружок света. Другой рукой нашарил рычажок и повернул его. Лампа, видимо, включилась сама, когда каталась вместе с каской по кузову.
