году пораньше — ах, как там здорово. Написал бы Вам о лесе, о зорях, о птицах, но знаю, что Вы урбанист и робко смолкаю.
Крепко жму руку, Ваш:
Роман Гуль.
И. В. — привет!
* Nicht wahr?(нем.) — не правда ли?
61. Георгий Иванов - Роману Гулю. 10 марта 1955. Йер.
10-III-1955
Beau-Sejour
Дорогой Роман Борисович,
Очень рад был получить от Вас и неподдельно дружеское и блестяще-забавное <письмо> — как Вы умеете, когда в хорошем настроении — писать. Я эту разновидность Вашего таланта очень ценю и письма Ваши, в отличие от большинства других, аккуратно прячу. Для потомства. И не одни лестно- дружеские, но и ругательные тоже. Для порядку и для контраста. Пусть знаменитый «будущий историк литературы»» разбирается в нашей «переписке с двух берегов океана». [387] Только будет ли этот будущий историк и будущее вообще?
В связи с моим пристрастием к Вашему «перу» (возвращаю комплимент из рецензии) — беру сразу же быка за рога. Ох, пожалуйста, напишите статью обо мне Вы. Вы, видите ли, не только блестяще пишите, но — как я всем говорю, писал и Вам — очень чувствуете стихи. И Ваше мнение о моих стихах получится обязательно интересным и живым. Сазониха же, между нами, м. б., и более ученая, но тот же Терапианц в юбке. Я не имею страсти М. А. Алданова или покойного Бунина к пышным похвалам, пусть дурацким. М. б., это и важно для механики славы... Хотя и «слава» делается не тупицами, а живыми и талантливыми людьми. Короче говоря — очень буду рад, если Вы и именно Вы это сделаете. Судите сами — как быстро я «реагирую» на Ваше «не трахнуть ли мне о Вас...» И как вяло отзывался на Сазонову. Трахните, трахните. И пишите, что думаете, выйдет, ручаюсь, отлично.
Теперь — о Мандельштаме —- я с наслаждением напишу. Не подведу. Ручаюсь даже за досрочное перевыполнение плана, если пришлете авионом. Можете на этот раз мне поверить.
Спасибо за рекламу обо мне в радио. Удивляюсь, как это Вейдле не запротестовал. Он меня, заслуженно, не переносит: я его, в свое время, м. б. помните, дюже и не раз «обижал в печати».[388]
Обязательно буду посылать Вам отрывки из моего нового oeuvr'a, т. е. воспоминаний. Работа над ними у меня в полном ходу. Ничего получается, по-моему. Задержка (в смысле посылки Вам отрывка) только в том, что я хочу «начать с начала» так, чтобы в дальнейшем была хотя бы и отрывчатая последовательность. Черкните, какой, собственно, срок в моем распоряжении для этих первых (20-23) страниц.
Да,
Ставров, Кнут, милейший дюк Гаврила,[390] незаконно объявивший себя Грандюком в эмиграции. Кстати, совсем недавно он был еще настолько в здравом уме, что весьма ловко сыграл роль сына Лейтенанта Шмидта: явился к Гукасову и загнал ему за 50 тысяч франков пачку «неизданных» стихов «августейшего родителя» К. Р. — перещелканных из собрания стихов последнего издания 1908 года. «Умер бедняга», «Помню порою ночною» [391] и пр. Теперь они в портфеле редакции Ренессанса и там, кажется, колеблются, не поместить ли.[392] «Все-таки августейший покойник, да и денежки крупные».
А Сережка Рубинштейн? [393] Будь я на четверть века моложе, трахнул бы я о нем «Парижскую Зиму», пальчики бы облизали. Но не те времена, не то перо, да и сан не позволяет.
Ставров был холощенная бездарность. А вот Кнута мне жалко.
Не получили книги с рецензией Юрасова. И, вероятно, не получим. Почта наша не то, что при Манделе. [394] Пересылают, когда соблаговолят. Заказное письмо недавно дошло до меня, побывав по очереди по всем «Beau-Sejouraм» Ривьеры. Пришло грязное и растрепанное спустя месяц. Так то заказное, простым бы в первом же Beau-Sejour'e просто потерялось бы. Еще малость подожду, потом уж будьте любезны, не взирая на расходы, отправьте дубликат avionoм. А то какой-то заколдованный круг с этой заметкой Юрасова.
Да вот еще. Не могли ли бы Вы прислать на адрес нашего русского библиотекаря пачку старых, какие есть, № «Нового Журнала» - сделаете хорошее дело. Здесь двадцать два русских, все люди культурные, и дохнут без русских книг. Не поленитесь, сделайте это, если можно.
Ну, нет - это не русский дом Роговского, я там живал в свое время [395] за собственный счет. Было сплошь жульничество, грязь и проголодь. Здесь дом Интернациональный - бывший Палас, отделанный заново для гг. иностранцев. Бред: для туземцев с французскими паспортами ходу в такие дома нет. За нашего же брата апатрида (любой национальности) государство вносит на содержание по 800 фр. в день.
Чтой это Вы написали насчет гостиной желтого клена? Не совсем сообразил, на что намекаете. Были, конечно, какие-то дурацкие стихи Игоря Северянина в таком духе, посвященные мне. [396] Но почему из этого следует вывод «начнем с заграницы» - т. е. в Вашей будущей статье обо мне. Или это значит, что Вы в моей доэмигрантской поэзии не очень осведомлены. И плюньте на нее - ничего путного в ней нет, одобряли ее в свое время совершенно зря. Впрочем, если Вы, действительно, обещаете написать эту статью, я Вам кое-что пришлю, для чего Сазоновой, к сожалению, не имел.
Ну Ир. Влад. Вам нежно кланяется, а о заячьем тулупчике...
Жму Вашу руку. Черкните в свободную минуту, не только по делам, а и «для души».
Ваш Г. И.
P.S. А мои желтые лоферы? А куртки с тиграми и пр., которые я уже умственно переживал на ногах и плечах! Не прислать ли все-таки, раз дружба восстановилась, мерку и пожелания? Если, конечно, это - т. е. посылка - возможна...
Эту страницу оставил нечаянно белой и, чтоб не пропадала, рисую свой портрет. [397]
