почитаете, Ир. Вл., сделаете все несессерное [791] — и вернете — приложу купонов кучу к<акую>-н<ибудь>, сверхъестественную, дабы Вам было бы ненакладно. Вот — компромайз.
Далее. Ледерплексы вышлю воздухом на этих днях. Вашу работу, облеченную тайной — жду с нетерпеливым любопытством. Что это такое? Книги, Вам нужные, — вышлю. Вот даже сейчас записал на бумажке: «высл<ать> Ив<анову> необх<одимое> барахло». Не забуду. Насчет моей темы — темна вода во облацех. Не знаю, во первых, дойдут ли руки, а во-вторых, на днях видел М. М. и спросил его, что бы он больше от меня хотел (или не хотел) — статью о русск<ой> эмигр<антской> лит<ературе> (с постановкой всего на свое место и с подведением «наших итогов») или статью о прозе Набокова? М. М. — говорит, что все равно — и то и другое не без интереса. Так вот буду думать и за что будет легче хвататься — за то и схвачусь. О Варшавском >. Послушайте, граф, — Ваше перо и Ваш язык — остры, как сталь Роджерса (кажется, были такие знаменитые бритвы, а м. б., и не было). Но характеристики в строчку (в одну), будь то Варш<авского>, будь то молодого философа Рейзини, кот<орый> кроме Куполя и Санте ничего не кончил, — это вещь шедевристая! Убиваете на смерть. Бедный Рейзини! Ах, как жаль про эту «безделку». В частности, сего мужа никогда в жизни своей не видал. Слышу только, что он страшно богатый какой-то человек и что его не впускают в Америку из Мексики, потому что молодой философ что-то будто бы напорол в своих основных бумагах. Полагаю, что это именно он и есть?[792]
Иду по пунктам Вашего письма. И вот дохожу до «неподдельного ужаса». Верю. Но теперь уж прямо прошу, читательски прошу— напишите Христа ради же! Заинтриговали — насмерть. Хочу, чтоб был именно
Насчет проекта издания Ваших стихов — проект этот, конечно, чудный и человечеству необходимый совершенно. Но как его осуществить? «Чехов» умирает — он уже сказал «их штербе» [796]— и Вы даже напрасно истратили марку на письмо Терентьевой. Они доиздают те книги, которые не доиздались, но были уже в плане. А план — как известно — это совершенно современная вещь и столь же необходимая. Так что с ними разговору нет. С Каганом? Но он русского ничего не издает, у него америк<анское> издательство научных книг. Подписка? Меценаты? Но если б они даже нашлись, ведь это не дало бы гонорара ни Вам (за стихи), ни мне (за предисл. — шучу о себе, конечно). Но насчет Вашего гонорария это серьезно, ибо набрать на издание, допустим, набрали бы где-нибудь (не так уж это много), но на гонорарий — сумлеваюсь весьма. А что Вас интересует? Монумент? Или — «жрать» (не понимайте, граф, грубо — а деликатно)? Вот — коренной вопрос или даже вопросище! Буты ил не буты, вот в чем заковыка, как сказал Гамлет в Полтаве.
Теперь дошли до пунктов графских (и Лилиных) одежд. С графа достать можно, и это нетрудно. У меня уже есть кое-какие вещи, так сказать, зафрахтованные, и они подойдут Вам (и куртка серая для глаз). Но с полит<ическим> автором — с этой Лилькой графской — всегда труднее. Потому что в Питерсхеме — там есть такие места, где можно найти приличные штуки, а тут — труднее. Но Ол<ьга> приложит усилия все же «обломить» что-нибудь у Лильки тоже. И насчет польта тоже будем думать. Обязательно.
Я, конечно, понял Вас «с каблука», как говорится у нас на родине/ что Вы краснеете, когда я читаю письма жене. Но у нас с вами есть, граф, спасенье, — жена моя в этом смысле иностранка и совершенно не понимает ни на «х», ни на «ж», ни на «п», так что свобода пера спасена — и Вы можете не надевать никакого смокинга, а писать как пишется — легко, с ветерком, и совершенно свободно — до анархизма свободнейше!
Разве о Ваших новых стихах я не писал Вам? Писал. Я писал Вам, что в этой порции «Дневника» есть первоклассные шедевры (и о русск<ом> чел<овеке> и отзовись, кукушечка), и (мне оченно понравились) маленькие ялики [797] — долго ходил и все пел их, даже людям надоедал, спрашивают, о каких-то Вы все яликах Р. Б., поете? А-а, говорю, это такие маленькие ялики, которых Вы никогда не видали и не увидите. Остро о богаче и усах. [798] О Леноре чудно. Декламировал не однажды это стихотворение в литерат. салонах (по-нашему салун). Кое-что в этой порции мне не оч<ень> понравилось, я Вам уж писал. Но все целиком — как всегда у Г. Ив. — первый сорт! Приписку Вашу оценил! Обязательно! На днях получил от Юр. Анненкова воспомин<ания> о Блоке.[799] Не читал еще, но думаю, что это будет небезынтересно.
<Конец письма отсутствует>
* Compromise
108. Георгий Иванов - Роману Гулю. 13 апреля 1956. Йер.
<13-4-1956. Почтовый штемпель Йера на конверте>
Дорогой Роман Борисович,
Вот, на пробу, стишок, сочиненный совместно с политическим автором.[800] Очень заинтересованы возможностью зашибать деньгу. Читаем не только «Фигаро»[801] — («Тан» — Вы малость отстали от века, конфисковано имущество, а сотрудники сидят по тюрьмам за коллаборацию![802]) — но и «Дели Мель».[803] Там, кстати, разительная разница тона по отношению к большевикам. Здесь все справа и лева лижут большевикам сапоги. А англичане — приятно читать — дорогого гостя Маленкова[804] зовут «видным членом московского ганга[805]», Серова[806] — шакалом, и вот, вчера, в ожидании Хрущева,[807] написали, что он «желтая собака, засовывающая в рот задние ноги». [808] Не знаю, что это значит, но читать приятно. Это не сопли французской прессы. Так что, обнадеженные предложением заработка, ждем первых отчетов о Хрущеве — Булганине [809] и постараемся с пылу с жару сочинить и послать немедленно Вам. Деньги мне — нам — дорогой граф, нужны, пожалуй, больше, чем в Париже. Меня не лечат — признав за неизлечимого, требующего напрасных и непосильных расходов на лечение. Это дом отдыха, но не больница. Если желаешь лечиться — ищи место в доме для неизлечимых. Есть такие — но там житье кошмар. Кроме жидкого завтрака, нас здесь почти не кормят, вечером нечего и ходить в столовую. Все это на собачьем жиру, от которого наши обе печени порываются лопнуть. В Париже все-таки были «меценаты», кой-какие друзья — здесь же стенка в этом смысле. Если бы М. М. Карпович не выхлопотал мне денег из фонда — ложись и помирай, без преувеличения. Считайте еще, что у Вас в Америке, очевидна дешевка, а не жизнь, по сравнению с нашей.
