Житие старца Паисия Святогорца

не прибегая к медицинским обследованиям и лекарствам. Он усиленно просил у Бога только одного: помогать страдающим братьям, которые не переставая приходили к нему и просили о помощи. И разве Благий Бог мог не прийти в умиление от этих молитв и их не услышать?

«Со мной произошел один случай»

Старец рассказывал: «Когда я находился в таком состоянии, со мной произошел один случай. Лежа на кровати, я взял в руки икону преподобного Арсения Каппадокийского, прижал ее к животу и почувствовал, как от нее изошла какая-то сила».

Старец вновь обрел силы, стал продолжать свои подвиги и — на какое-то время — служение людям. Болезнь не ушла, ее симптомы остались прежними: кровотечение и тому подобное, — однако он чувствовал в себе силы.

На пределах крепости

Однако надолго этих сил не хватило. Вернулось прежнее болезненное состояние, Старец чуть не падал в обморок. Иногда он даже и падал без сознания во дворе своей каливы, и когда приходил в себя, благодарил Бога за то, что его никто не видел. Однажды зимой он упал без сознания прямо в снег. Потом он говорил: «Вы нашли бы меня в снегу'яко мех па слане'». Во вторую Неделю Великого поста 1993 года во время Божественной Литургии, которая совершалась в церковке его каливы, истощение Старца дошло до предела. Вдруг он начал тяжело дышать, его глаза широко открылись, какое-то время его дыхание было похоже на предсмертные хрипы. Однако от благоговения он не согласился сесть и остался стоять на ногах. Потеряв сознание, он стал падать вперед перед собой, но отцы, стоявшие рядом, успели его подхватить. Когда он пришел в себя, то — несмотря на все просьбы и побуждения отцов — сесть так и не согласился. В конце Божественной Литургии, несмотря на то что несколько раз, пока она шла, он падал в обморок и его рвало, он пытался принести отцам угощение, сделать им чай, не обращая внимания на свое критическое состояние. После угощения он никому не позволил с ним находиться. Он остался один,«яко человек без помощи» — без помощи человеческой, вверяя милости Божией свое страдающее человеческое естество.

Он потерял много крови, его лицо стало очень бледным. Знакомые, кто чем мог, пытались ему помочь. Кто-то предлагал принести таблетки, содержащие железо, но он отнекивался и отшучивался: «У меня здесь в келье железа много, мне нужно не железо, а сталь». Так Старец отказывался от предлагаемой ему помощи.

Беспокойства он не испытывал. Он просил Бога только об одном: чтобы Он оказал ему снисхождение и во время Божественной Литургии останавливал его кровотечение, чтобы он мог причащаться. Бог услышал его молитвы, и на какое-то время так и произошло. Сам Старец лучше, чем кто бы то ни было, знал и о тяжести своей болезни, и о приближении кончины, которую он предчувствовал. Однако всем и каждому он об этом не говорил.

Всю свою жизнь он помнил и размышлял о смерти. Он сделал свою кровать похожей на гроб, в кельях, где жил, он всегда выкапывал себе могилу. Но сейчас, намеками, он стал говорить духовным чадам о смерти, приуготавливая их к предстоящему расставанию. Он говорил: «Когда разрушается дом (то есть заболевает тело) и сквозь крышу начинает течь вода, тогда хозяин этого дома (душа) уже не хочет в нем оставаться». Великую схиму своего Старца, батюшки Тихона, Старец много лет хранил как благословение и святыню. Сейчас он раздал разные части этой схимы в благословение своим духовным чадам. Он приготовил прессованные крестики и иконки и написал записку, в которой просил после его кончины раздать их в благословение людям, чтобы они помолились за упокой его души.

Вселенский патриарх, узнав о состоянии здоровья Старца, передал ему просьбу послушаться врачей и поехать на обследование. И удивительное дело: после этого на некоторое время кровотечения прекратились! С простотой Старец спрашивал одного своего ученика: «Конечно, патриарху я должен оказать послушание, но сейчас, когда кровотечение прекратилось, разве я уже не имею права его не послушаться? Ты как думаешь?» Однако вскоре кровотечения возобновились.

Отношение Старца к своей болезни обсуждалось и толковалось на разные лады. Некоторые «соблазнились», считая поведение Старца «самоубийством». Другие восхищались той выдержкой и отвагой, с которыми он относился к постигшему его испытанию. Многие же — главным образом больные — получили пользу и утешение, видя, что Старец тоже болен и что он относится к своей болезни с терпением.

Монахи просили Старца обратить внимание на свое здоровье, говоря ему: «Мы в тебе нуждаемся». Другие принимались учить его, говоря, что ему нужно делать, а третьи молча, в душевной скорби, смотрели на переживаемое им мучение и молились. Каждый судил и действовал в соответствии со своим помыслом и с тем духовным состоянием, в котором находился.

Последний выезд со Святой Афонской Горы. Дальнейшее развитие болезни

Каждый год Старец праздновал память преподобного Христодула в одной находившейся по соседству келье, где жили его духовные чада — монахи. В 1993 году, как обычно, он пришел в эту келью на престольный праздник. После праздника Старец пошел в монастырь Кутлумуш поздравить игумена обители архимандрита Христодула с днем Ангела. На следующий день, 22 октября 1993 года, Старец выехал со Святой Афонской Горы — как он обычно это делал последние годы, чтобы быть в монастыре Суроти в день памяти преподобного Арсения Каппадокийского. Однако, этот выезд Старца с Афона был для него последним. На Святую Гору он уже не вернулся — даже после своей кончины.

В Суроти Старец присутствовал на Всенощном бдении и, как обычно, остался там еще на несколько дней, чтобы принять сестер и мирян, которые нуждались в его окормлении. После этого он хотел вернуться на Афон. Но тут ко множеству его немощей добавилась еще одна: заворот кишок. Кишечник перекрылся и даже кровотечения на время прекратились. Тогда, против своей воли, он был вынужден уступить просьбам лечь на обследование в больницу.

В дальнейшем его болезнь развивалась следующим образом: в больнице «Теагенион» врачи убедились, что у Старца запущенная стадия рака. По предположению врачей, рак начался у Старца еще шесть лет назад, но метастаз не было.

Благоговейный врач, господин Георгий Бладзас, который делал Старцу операцию несколько лет назад, переживал, ожидая результатов обследования. Старец сказал ему: «Ты себя так не веди. Понятно: у меня рак. И я буду тебя слушаться. Все, вопрос закрыт».

Оказывая послушание врачу, Старец стал ходить на облучение, цель которого была в том, чтобы подготовить опухоль к операции. Когда Старец приходил в отделение, где делали облучение, его окружало множество людей, которые рассказывали ему о своих муках и скорбях. Состояние Старца было более тяжелым, чем состояние этих людей, потому что тридцать раз в день ему опорожняли кишечник, что сопровождалось жуткими болями. Однако с его лица не сходила улыбка и он утешал остальных больных.

Раньше, когда ему делали операцию грыжи, Старец скрыл свое монашеское имя, а сейчас сказал, чтобы его написали и в историю болезни, и на табличке при входе в палату, где Старец принимал всех желающих его увидеть, зная, что вскоре ему предстоит уйти.

Четвертого февраля 1994 года (н. ст.) Старцу была сделана операция. Опухоль толстой кишки была удалена, однако болезнь стремительно развивалась. Рак дал метастазы на печень и на легкие. После операции Старцу временно была установлена колостома[135], несмотря на то что он этого не хотел. Потом сделали повторную операцию, и деятельность кишечника была восстановлена. Кроме этого, Старцу делали химиотерапию. Когда его возили на томографию, он очень страдал. Он сидел в инвалидной коляске, страдая от боли и дрожа от холода. Увидев в коридоре перед