Божественной Плоти образом, а затем делаем все, чтобы ты занял Мерцающий трон.
– Но для чего вам это? Вы хотите денег, власти, покорной марионетки на престоле? И кто вы такие?
Эдил поочередно дернул себя за усы, словно раздумывая, как вылезти из-под такой груды вопросов.
– Насчет того, кто, я тебе не отвечу, еще рано для этого, – сказал он наконец. – Нуждайся мы в марионетке, тебя никто не стал бы уговаривать, несколько сеансов психомодерации, и все. Денег у нас достаточно, к власти рвутся только глупцы… Нет, все иначе. Человечество пока еще нуждается в жесткой руке, а линия Циррония Окаянного выродилась, Вальгорн – последний ее представитель, и очень типичный. Нормальный правитель, что сумеет сохранить и укрепить Империум, может получиться из тебя.
– Далеко же вы смотрите. – Ларс ощутил, как опускаются веки, как зевота сводит челюсти – он устал от вышибающих опору из-под ног новостей, от долгого и сложного разговора, и так хорошо было бы провалиться в темноту сна, туда, где ты не помнишь о том, что у тебя больше нет матери и что тебе некуда возвращаться.
– Воистину, человечество – это не цель, а всего лишь средство! – Глаза Эния вспыхнули, и он добавил, уже спокойнее: – Не всем же видеть лишь то, что под носом.
– Да? – Ларс тряхнул головой, пытаясь отогнать накатывающее оцепенение, не только телесное, но и душевное – полный ступор, когда вроде бы видишь и слышишь, но не в силах думать или действовать.
В этот момент ему на самом деле было все равно – спасется он или окажется перед сидящим на троне Вальгорном.
– Ну, что ты скажешь?
– Давай-ка… я, пожалуй, соглашусь, – Ларс улегся обратно на сиденье, лицом вниз. – Только скажи, куда мы направляемся?
Сомневался, что сможет уснуть, но разговаривать не хотелось, не хотелось вообще ничего.
– На небольшой космодром, где нас ждет транснавис с верным гортатором, – проговорил Эний.
Все вроде бы правильно, но в ответе снова минимум информации и никакой конкретики – похоже, к такой манере собеседника отпрыску Антея Основателя, ставшему недавно сиротой, нужно привыкать.
– Смирно! – Голос Януса прокатился по лишенному окон помещению, в углах задребезжало эхо.
Энхо вскинул голову, выпрямился, ощущая, как кольнуло в спине – последствие того, что спать приходится на очень жесткой и неровной койке, и отогнал желание распрямить подвешенную на фиксаторе руку.
Справа замер Арвинд, слева еще четверо – все офицеры, выжившие в последнем бою «Аспера».
– Вахтенный, доклад, – велел гортатор.
– За время вахты происшествий не отмечено! – бодрым голосом сообщил младший декурион Симс, спец по системам жизнеобеспечения, чьи розовые обычно щеки за последние дни побледнели.
Еще бы – эрус-контроллер на том «курорте», куда они угодили почти две недели назад, не чета тем, что ставят на боевых кораблях, в камере нет даже окна, а прогулка в течение половины стандартного часа дозволяется раз в день. Да и кормят хоть и обильно, но однообразно и настолько убого, что порой ешь через силу.
Что это за тюрьма, где они находятся, выяснить так и не удалось.
Преторианцы обыскали рухнувший «Аспер», собрали выживших, их оказалось двадцать человек, и запихнули в карпентум. Когда один из центурионов попытался спросить что-то, его вырубили безо всякого странгулора, ударом приклада в челюсть, и больше любопытных не нашлось.
Несколько часов полета – и выгружали их уже в темноте, так что Энхо увидел только двор и высокие стены.
Его в числе прочих раненых осмотрел врач, вколол эру Венцу костный стимулятор и нацепил фиксатор. А затем едва державшегося на ногах от усталости младшего декуриона боевой системы два отвели в рассчитанную на десятерых камеру, где уже находились шесть его товарищей.
– Вольно! – сказал Янус. – Жалобы, пожелания, предложения?
Он поддерживал такой порядок, словно они находились на турригере, а не сидели взаперти.
– Разрешите обратиться? – спросил Арвинд.
– Слушаю вас, декурион.
– Может быть, все же поговорить насчет кормежки, а то сколько можно эту гниль жрать?
– Боюсь, что наши голоса не будут услышаны. – Гортатор улыбнулся, и его разделенное на две части лицо жутко скривилось. – Нас не станут слушать, поскольку формально нас не существует… но я попробую, во время сегодняшней прогулки.
На второй день, когда все они более-менее очухались, Янус собрал всех и сказал: «Надеюсь, вы понимаете, что именно произошло и что шансов выйти отсюда в прежнем статусе у нас нет?»
«Но почему, ради всех доблестей Превознесенного?» – спросил Энхо.
«А потому, что нас объявили мятежниками, – гортатор произнес это спокойно, но эру Венца передернуло. – Мы должны служить Империуму, если ты вспомнишь присягу, но фактически мы служим тому или иному хозяину Мерцающего трона, Старому Телу, и когда они меняются не самым обычным, скажем так, образом, возможны… безобразные эксцессы вроде того, жертвами которого мы стали».
«Но мы всего лишь выполняли приказы!»
«Порой это и есть главная вина, – пробурчал Арвинд. – И что нас ждет?»
«Первый вариант – казнь без суда и следствия, – сказал Янус. – Но это маловероятно, расстрелять нас могли под горячую руку, сейчас же прошло достаточно времени. Поэтому нас, скорее всего, выведут отсюда в качестве ссыльных и отправят куда-нибудь на Алгор или Метус, туда, где нужна грубая физическая сила и откуда трудновато выбраться просто так».
«Это невозможно, – сказал эру Венц. – Это не по закону, не по справедливости… Божественная Плоть не может так поступить, даже если мы в какой-то момент стреляли в его сторонников!»
Всем известно, что правитель Империума мудр и чтит правду… он не может быть иным!
«Идите и полежите, декурион, – это гортатор произнес тоном приказа, и глаза его сузились. – Вам во время падения здорово досталось, и боюсь, что вы еще не можете связно мыслить».
Энхо ушел к себе на койку, кипя от гнева.
Нет, их обязательно выпустят отсюда, как только разберутся во всем, а ему позволят связаться с родными… он сообщит отцу, где он и что с ним, и тот непременно поможет сыну, пустит в ход все связи!
Но день шел за днем, а ничего не происходило, и надежды эру Венца таяли.
Он крепился, старался не показывать виду и, единственный в камере, молился трижды в день, как положено, но помогало это мало. Замечал, что соратники о чем-то шепчутся, переговариваются так, чтобы он не слышал, а когда Энхо подходил, замолкают, и это заставляло чувствовать себя изгоем, белой вороной.
Даже Арвинд стал другим, как будто чужим, они почти не общались.
На пятый день эру Венц попробовал добиться разговора с управляющим тюрьмой рекуператором, но конвоиры даже не стали его слушать, а когда младший декурион попытался настаивать, попросту избили его.
Ссадины не зажили до сих пор.
– Еще что-нибудь? – спросил Янус. – Тогда разойтись… все свободны!
Последняя фраза, хоть и уставная, прозвучала насмешкой – что такое свобода в камере, где у тебя нет ничего, кроме неудобной койки, одуряющей скуки и спертого воздуха?
Энхо развернулся и побрел к своему месту.
За спиной грохнул засов, со скрежетом открылась дверь, и грубый голос заявил:
– Эй, эру Венц, на выход!
Энхо развернулся так быстро, что едва не упал – неужели случилось что-то из того, на что он надеялся?
– Иду, – сказал он.
