Максим сделал несколько снимков своим сотовым и даже несколько видеозаписей. Удобно, однако. Аппаратом его снабдили серьезным. Вроде как ничем внешне от стандартных не отличается. Но «головастики» в техотделе покопались и внесли некоторые дополнения в соответствии со стоящими перед Оболенским задачами.
И снимки, и видео уже были переправлены в Москву посредством MMS. Прямой связи с группой, на чьи плечи, собственно, и ляжет штурм, у Максима не было. Он даже понятия не имел, где эта группа сейчас находится. Но точно знал, что в нужный момент она будет ждать встречи в нужном месте, и останется только вывести ее на объект.
Максим отошел в сторону от портовых складов, от шума, неизменно сопровождающего погрузку, извлек свой телефон из кармана. На мгновение задумался – а все ли они предусмотрели?.. Ведь после того как он сделает звонок, начнется отсчет времени и операцию остановить будет уже просто невозможно… Ладно. Всех возможных случайностей все равно предусмотреть не удастся. А любые затяжки, нерешительность могут вообще все разрушить. Значит, решение принято.
Максим набрал знакомый номер. Ответили сразу же, после первого гудка. Как будто ждали. А может быть, и вправду – ждали? Как знать…
– Здравствуй, папа…
– Здравствуй, сынок! Рад тебя слышать! Как ты там?
– Да все нормально, – бодро ответил Максим и начал рассказывать, какой тут, у него, климат и погода, какие цены на различные товары в лавках и магазинах, какие люди… Ничего не значащий треп. Любящий сын звонит престарелому отцу, волнуется о его здоровье. Все вполне обоснованно, не придерешься.
И даже если вдруг кому-нибудь придет в голову проверить – а куда это звонил новенький наемник? – все подтвердится. Ибо этот номер принадлежал Николаю Петровичу Оболенскому, отцу Максима. И говорил Максим не с кем-нибудь, а именно с самим Николаем Петровичем. Вот так-то, господа.
Оболенского вводили в эту разработку под его фамилией, под его же биографией. Ну, внеся самые незначительные коррективы. Точнее, в «легенде» просто замалчивались некоторые факты из биографии.
Разумеется, эти несоответствия вполне реально было выяснить при углубленной проверке. Но для ее проведения необходимы силы, средства и время, а кроме того, повод. Ничего этого у тех, кто и имел возможность противостоять Максиму и его товарищам, не было.
– Командир! – окликнул Оболенского все тот же боец, добровольно возложивший на себя обязанности вестового. – Погрузку закончили!
– Тогда – по коням! – распорядился взводный и, на ходу убирая телефон в карман, направился к своей машине.
Вечером надо будет проработать еще один, крайне важный в этой операции, момент. Но это – вечером. А сейчас перед ним стоит другая задача – провести колонну в пункт назначения. Без потерь.
Виктор Ильич Соловьев, руководитель межведомственного комитета по разведке при Совете безопасности Российской Федерации, и генерал-лейтенант Николай Петрович Оболенский находились в служебном кабинете Соловьева. Потихоньку пили чай и разговаривали. Так, на общие темы. Знакомы они были давно. Оба посвятили свою жизнь службе в военной разведке… Вот только Виктор Ильич работал как «нелегал», а Николай Петрович – под «крышей» посольств и торгпредств.
В принципе, все уже было сказано, и Николай Петрович мог уходить. Но только он не спешил. Тянул. Виктор Ильич прекрасно понимал – старый приятель хочет задать какой-то вопрос, ответ на который для него очень важен. И – молчит. Не потому, что стесняется – просто понимает, что по долгу службы Виктор Ильич может ему и не ответить. Или просто боялся услышать ответ…
– Ты, Николай Петрович, не тяни. – Наконец-то Соловьев решил прекратить эти «позиционные бои». – Если хочешь что-то спросить – спрашивай. А то мы ведь так с тобой до глубокой ночи просидим.
– Да вопросец-то у меня… – Оболенский-старший смущенно отвел взгляд. – Ты ведь, Виктор Ильич, понимаешь…
– Понимаю, – кивнул старый «нелегал». – Потому и говорю – спрашивай. Если смогу – отвечу.
Николай Петрович отодвинул полупустую кружку, встал с места, прошелся по кабинету. Вернулся к столу.
– Знаешь, Виктор Ильич, я никогда и представить себе не мог того, что придет время, и я буду выступать в качестве связного у собственного сына… – негромко сказал Оболенский.
– А что ты хотел? – удивился Соловьев. – Дети ведь растут… И, как мне кажется, это очень хорошо, когда сын может и желает заменить старого и усталого отца… Но это так, рассуждения на тему. Я жду твоего вопроса.
Однако Оболенский не спешил. Наверное, будь на месте Виктора Ильича другой человек, он бы вообще не стал поднимать эту тему. Но даже в общении с человеком, которому искренне, от души, верил, старый разведчик все равно опасался открываться полностью. Опасался не того, что когда-нибудь Соловьев использует сегодняшнюю откровенность во вред ему, а того, что не будет правильно понят. Потому-то и продолжал «навивать петли», не спешил переходить к основному вопросу.
– Я ведь только тогда, когда он сорвался в Таджикистан, вдруг понял, что могу его больше не увидеть… И – испугался. Наверное, впервые в жизни испугался по-настоящему…
– Кстати, и Максим, и его товарищи прекрасно проявили себя в той акции, – едва заметно усмехнулся Соловьев. – Резко, дерзко, но ярко и красиво. В лучших традициях вырастившей их школы…
– Да уж… – Оболенский недовольно скривился. – Порезвились мальчики…
Виктор Ильич уже не украдкой – наоборот, демонстративно – взглянул на часы.
– Ты меня, конечно, извини, Николай Петрович, но… Мне надо идти. Сейчас каждая минута работает против нас. Поэтому – спрашивай, или давай прощаться.
– Виктор Ильич, я понимаю, много сказать нельзя, но я и не прошу многого, – торопливо заговорил генерал. И в словах его звучали просительные нотки. – Ты мне только одно скажи. Он… вернется?..
Соловьев присмотрелся к старому приятелю, потом уточнил:
– Как я понимаю, вопрос стоит не о степени риска, которому подвергается Максим, а о том?..
Оболенский кивнул.
Вон оно что! Генерал-лейтенант просто боится того, что сын останется где-то далеко за границей, на агентурной работе. А Николай Петрович уже далеко не молод… И кто его знает, сможет ли когда-нибудь вновь увидеть своего единственного отпрыска? Вот что так мучит старшего Оболенского.
– Видишь ли, Николай Петрович… – тщательно подбирая слова, начал Соловьев. – Наша контора – всего лишь очередная бюрократическая структура. Мы все – в том числе и я сам, и твой сын – не занимаемся полевыми операциями. Для этого существуют люди в погонах. Как ты, к примеру. Мы же – гражданские, и лишь в какой-то степени координируем и направляем деятельность существующих специальных служб. И то, что Максиму пришлось лично участвовать в этой операции, – по сути, нонсенс. Просто оказалось так, что именно он лучше всего смог бы ее провести. Объективные факторы… Точнее, фактор.
– Я понял тебя, Виктор Ильич. – Соловьев без особого труда заметил, что генерала немного отпустило. Полегчало ему. Хотя вроде бы ничего такого и сказано не было…
– Ну, тогда давай прощаться! – Соловьев выбрался из кресла. – У нас с тобой, Николай Петрович, еще много дел. Враг, как ты сам знаешь, не дремлет! А друзей в мире у России сейчас очень мало, что бы там ни говорили политики…
