– Сеньору Альма было наплевать на дочерей, так понятней? Его предки забирали к себе в дом лишь сыновей, но не их матерей. И дочерей они тоже частенько оставляли на произвол судьбы. Они воспитывали своих преемников, а дочери были им не нужны. Их растили матери. А если матери умирали, то девочек брала на воспитание либо родня, либо они попадали в приюты. Никогда отцы из рода Альма не брали к себе в дом незаконнорожденных дочерей. Сыновей, да, случалось. Но дочерей – никогда!
– И приют Святой Марии Магдалины?..
– Это приют для отпрысков грешниц! Туда попадали отпрыски от внебрачных связей, сироты и прочие бедные детки, в чьем происхождении родня сомневалась. Не все семьи столь лояльны к своим внебрачным отпрыскам. Сеньор Альма славился своими отцовскими качествами. Не каждому такое под силу!
– Однако Мерседес там очутилась.
– Сеньор Альма оплатил пребывание девочки в стенах монастыря! Он позаботился о своей дочери!
Подруги решили отставить в стороны эти дикие рассуждения Джоан. Их сейчас куда больше интересовало место, в котором подружка Кости провела многие годы своей жизни.
– До своего совершеннолетия Мерседес жила и воспитывалась в монастыре. Когда умерла ее родная мать, Мерседес не было и месяца. Родня то ли отказалась от девочки, то ли самой родни вовсе не было, Мерседес оказалась среди ей подобных детей греха!
Мигель слушал Джоан, прикрыв глаза. Казалось, что он внезапно задремал. Но на самом деле молодой полицейский внимательно слушал все, что говорила Джоан. В конце он кивнул:
– Да, я знаю это место.
Кира тут же поинтересовалась:
– И… И как там… все устроено?
– Увы, порадовать хорошими новостями я вас не могу. Еще до недавнего времени суровые монахини, которые воспитывали девочек, попавших к ним в руки, слишком уж усердствовали, стремясь изгнать из бедняжек семя дьявола. Я точно знаю, что там до недавнего времени в ходу были телесные наказания. Провинившихся воспитанниц секли и морили голодом.
– Как жестоко!
– Девочек даже запирали в карцерах – узких и глубоких каменных мешках.
– О!
– При этом сами монахини искренне верили в то, что действуют из самых лучших побуждений! Они стремились изо всех сил к тому, чтобы семя порока не проросло в этих юных, невинных пока что душах. И для того применяли физические наказания, считая, что в слабом теле слаб и злой дух!
– Но что конкретно представляет из себя этот приют в настоящий момент?
– Лет десять назад к нам в полицию поступила жалоба от одной из монахинь, работавшей с девочками из приюта при монастыре Святой Марии Магдалины. Эта добрая женщина просила защиты для нескольких своих воспитанниц, которые подвергались слишком жестокому обращению со стороны самой настоятельницы и сестер-помощниц. Монахиня опасалась, что здоровью и даже жизни девочек может угрожать опасность. К сожалению, к тому времени, когда делу был дан ход, одна девочка из числа воспитанниц уже погибла.
– Ее заморили голодом?
– Заморили, забили розгами, а скорей всего, все вместе взятое. Труп девочки, который освидетельствовали наши эксперты, говорил о том, что подросток долгое время, на протяжении многих лет, подвергался истязаниям. Девочку пороли и очень плохо кормили. Ее костяк сформировался неправильно, но не вследствие тяжелых травм или переломов – девочка страдала рахитом. А в нашем климате такое возможно только в том случае, если девочка проводила многие дни или даже недели и месяцы в лишенном доступа солнечного света месте. В каменном мешке-карцере, о котором я вам уже говорил.
– Чудовищно!
– Во время осмотра монастыря нами была обнаружена каменная яма, или, лучше сказать, мешок, без окон и доступа света. В этом месте провинившихся, по словам свидетелей, держали от нескольких дней до нескольких месяцев в зависимости от тяжести содеянного преступления. Провинившимися могли быть и уже взрослые девушки, и подростки, и совсем маленькие дети. Мы лично подняли оттуда девочку, которой на вид можно было дать от силы лет семь, хотя она сама утверждала, что в прошлом году ей исполнилось десять.
– Но разве такое возможно в наши дни? – поразилась Леся. – Разве над обителью не был учрежден надсмотр? Епископы или архиепископы должны были вразумить не в меру ретивых монахинь.
– Так и произошло, но, увы, только после того, как появилась первая реальная жертва.
– Та девочка, что умерла от истязаний? А ее подруги? Что говорили они?
– Я лично по молодости лет еще не вел это дело. Им занимался мой отец. Он был поражен увиденным. И вернувшись домой, говорил, что там было много девочек разных возрастов, но лишь одна согласилась дать показания против монахинь, – задумчиво произнес Мигель. – Но повторяю, этой истории больше десяти лет. Теперь порядки в приюте изменились в лучшую сторону. Жалоб больше не поступает.
– И ты так хорошо помнишь дело, в котором лично не участвовал?
– Весь город шумел и обсуждал преступных монахинь. Кто-то был настроен против них, а кто-то утверждал, что с детьми греха только так и нужно обходиться. В общем, все было, как обычно, сколько людей, столько и мнений. Но мой отец еще долго вспоминал ту девочку, которая первой прибежала в полицию и благодаря показаниям которой преступным монахиням не удалось уйти от ответственности. Впрочем, сразу же оговорюсь: в тюрьму никто из них не попал. Но многие были сосланы в дальние горные приходы, где на много километров вокруг не было ни единого ребенка. А паломники, приходящие туда раз в год на праздник того или иного святого, были людьми хоть и богобоязненными, но умеющими постоять и за себя, и за свое потомство.
– А эта отважная девушка?
– Девочка.
– Да, что с ней случилось?
– В то время, о котором я веду речь, ей самой не исполнилось еще и пятнадцати. Тем не менее отец еще долго вспоминал этого ребенка. По его словам, более страшненькой девчонки ему не приходилось видеть никогда прежде. Она была тощей: кости и обтягивающая их пергаментная кожа. Цвет лица у нее был землистый, черты угловатые. Хороши были только угольно-черные глаза и такие же черные волосы. У тощей девицы за спиной моталась такая копна, что она под тяжестью волос не могла даже держать голову прямо.
Именно благодаря этой девочке и еще той монахине, которая все же пришла в полицию, воспитанницы приюта наконец получили достойные условия для жизни. Их перестали третировать. А их состоянием здоровья ежемесячно интересовалась специально организованная попечительская комиссия, в которую входили не только члены католической церкви, но и мирские лица – судьи из отдела надзора за сиротами, члены муниципальных органов опеки, а также специальные чиновники от правительства.
– Жизнь воспитанниц сказочно изменилась. Однако той девочки, которую монахини довели до смерти, было уже не вернуть. Оказалось, что та воспитанница, которая давала показания против палачей, была ближайшей подругой этой девочки. По ее словам, для себя лично она и не просила бы иной жизни. Она чувствует, что наказания монахинь для нее лично полезны, в себе она чувствует истинное семя порока. Но та девочка, которая умерла, была светлым ангелом. И ее подруга, предав монахинь, всего лишь отомстила им за ее смерть.
– Какая сильная личность!
– И еще эта девочка сказала моему отцу одну вещь…
– Какую?
– Это было, когда они с ним виделись в последний раз, дело о преступных монахинях было уже передано в суд, малолетней свидетельнице предстояло вернуться в монастырь. Так вот… она сказала, что никогда не простит смерти своей подруги. Она будет мстить тем, кто погубил ее.
– Но ведь она уже отомстила! Преступницы были осуждены и сосланы в дальние приходы.
– А перед этим они еще и понесли строгое взыскание.
– Вот видишь!
– Речь шла не о них. У той девочки, которую заморили до смерти, ведь были отец и мать. Это они
