Малютка привел Стахура в кабинет комиссара тюрьмы.
— Вот стул, садись и жди, пока придет начальство, — пробормотал надзиратель, словно забыв о вчерашней стычке с узником. Засунув руки в карманы, Стахур подошел к письменному столу и краем глаза начал разглядывать обложку иллюстрированного юмористического журнала.
Если бы сквозь толстую кирпичную стену можно было что-нибудь увидеть, Стахур убедился бы, что он вчера не ошибся: Стаковский именно в это время информировал Вайцеля и комиссара тюрьмы Кранца о ночном разговоре в камере сорок один «А».
Вчера вечером, когда Стахура привели в камеру, Стаковский не спал. Услышав, что завязался разговор между новичком и рабочими из Борислава, Стаковский подполз под нары и стал подслушивать.
— Ой, как тяжко, пане директор, когда совсем рядом подслушиваешь. А что если вдруг у тебя запершит в горле и захочется кашлянуть? Нужно крепко закрыть рот и пересилить кашель. А чем больше стараешься пересилить, тем сильнее одолевает чертов кашель. Так случилось ночью и со мной. А в это время, как на беду, все умолкли. Тогда я притворился, будто брежу, — я часто делаю так по ночам, чтобы показать, как терзаюсь «убийством моей жены». Глупые люди! Верят, даже жалеют, стараются утешить. Ха-ха-ха! Так вот, крикнул я пару раз «Зофья», «Зофья», будто жену зову. Слышу, Кинаш говорит: «Опять этот Стаковский плачет во сне. Несчастный…» А Стахур спрашивает: «Что за человек?»
Детально, не упуская ни малейшей подробности, Стаковский передал весь разговор Стахура с Иваном Соколом, Богданом Ясенем и Любомиром Кинашем.
— Вот шельма! И ловок же ты, — восхищенно сказал Кранц.
— Повторите фамилии, которые назвал Ясень Стахуру, — попросил Вайцель.
— Любомир Кинаш, Мариан Лучевский, Владислав Дембский, Евген Вовк, Марко Лоза, Федько Лях. Ясень сказал, что все они арестованы и сидят в тюрьме в разных камерах.
Последних слов Стаковского Вайцель не слушал. В эту минуту он подумал о другом: «Поверил ли Сокол Стахуру, что Лучевский — провокатор?» Он анализировал реплики, детали, сообщенные Стаковским, чтобы убедиться, действительно ли у ночных собеседников Стахура возникли подозрения к Лучевскому.
Вайцель решил, что нужно выслушать Стахура, сопоставить его сообщение с рассказом Стаковского и только тогда делать вывод.
— Стаковского ведите к парикмахеру, — приказал он Кранцу. — Надо побрить, затем накормить, только… спиртного в меру. И в четырнадцатую камеру, к этому доктору…
Вайцель обернулся к Стаковскому и едва заметно улыбнулся, что очень редко с ним случалось и означало: он доволен.
— Наш агент арестовал в кафе подозрительного субъекта. Мы пока не знаем, кто он такой. По документам — Клемент Ванек, чех, житель Праги, врач. Но агент утверждает, что паспорт фальшивый, что арестованный — не чех, а русский, царский шпион. Вы должны вывернуть этого врага наизнанку, — понизил голос Вайцель. — Говорят, он гипнотизер. Проверьте. Пусть он вас усыпит. Придумайте себе профессию и новую фамилию. Выдавайте себя за русина. Назовите себя учителем из Дрогобыча, что вы приехали к брату во Львов. Арестовали же вас сегодня вместе с братом. Если он проявит интерес, вы осторожно, намеком, дайте понять: брат ваш — социалист, и вы приехали не просто повидаться, а с кое- какими важными поручениями. Больше не фантазируйте. Посмотрите, как он будет реагировать. После мы встретимся и продумаем ваше дальнейшее поведение.
— Я выбрал себе новую фамилию, пан директор. Антон Захарчук — так зовут моего соседа по квартире.
— Хорошо. Чтобы вы знали, пан Захарчук: нам важно установить, связан ли врач чех с Иваном Соколом. Имейте в виду: с чехом держитесь чрезвычайно осторожно. Не проявляйте особой активности. Пусть он сам говорит, а вы только поддакивайте. Разумеется, это не означает быть безынициативным. В нужный момент сумейте подогреть разговор, вставить словечко. О, да что я зря теряю время, будто вы новичок! Пан Захарчук, если вам удастся выяснить связи этого доктора с Иваном Соколом, ждите награды. До свиданья, — заключил свое наставление Вайцель и, не подавая руки, пошел в кабинет комиссара тюрьмы, где его ждал Стахур.
Выслушав Стахура и сопоставив рассказ его и Стаковского, Вайцель пришел к заключению, что легенда Стахура о предательстве Лучевского воспринята заключенными так, как он и рассчитывал.
— Чудесно, пан Стахур. Теперь следователь во время допроса сделает так, чтобы подозрение, которое вы заронили в душу Богдана Ясеня, укрепилось. После этого ваша задача — добиться, чтобы кто-нибудь из вашей камеры по тюремному «телеграфу» передал в другие камеры, что Мариан Лучевский предатель. Ясно?
— Да.
— Когда все проделаете, я устрою, чтобы Мариан Лучевский «покончил жизнь самоубийством». Против вас нельзя оставлять ни одной улики. Мертвый Лучевский никому не докажет, что он не предатель. Таким образом ваш авторитет среди рабочих станет непререкаемым.
— Герр Вайцель, мне кажется, что, пока я в камере сорок один «А», там… — Он хотел сказать: «Не нужен сыпак», но замялся и произнес: — Там не нужен второй агент.
Вайцель пронзил Стахура испытующим взглядом и спросил:
— А разве там есть?
— Я не думаю, чтобы вы ценили меня, если я не буду с вами откровенен. Да, есть! Стаковского следует перевести в другую камеру, он может мне помешать.
— Так думаете вы или еще кто-нибудь в камере? — с едва заметной досадой в голосе спросил Вайцель.
— Я один так думаю. В камере все его жалеют, никто и не подозревает…
Вайцель успокоился, однако прозорливость Стахура поразила его. «Да, он хорошо начал свою карьеру! Его надо беречь — далеко пойдет… Пожалуй, только такой — умный, сильный агент и способен стать неотступной тенью Ивана Сокола», — подумал. А вслух сказал:
— Стаковского убрали из вашей камеры.
Теперь Вайцель был совершенно уверен, что все, что скажет Сокол, станет известным полиции.
«САМОУБИЙСТВО» МАРИАНА ЛУЧЕВСКОГО
Доктор, в камеру к которому бросили «учителя» Антона Захарчука, оказался общительным, остроумным, добродушным человеком. На тюремные запреты он не обращал внимания и, расхаживая по камере, мягким баритоном импровизировал мелодию на слова какого-то чешского поэта.
— Подпевай, брат! — настаивал он, останавливаясь перед Захарчуком и теребя его за лацкан сюртука. Неожиданно он прерывал пение, хватал Захарчука за руки и пускался с ним в пляс по узкой, тесной камере.
Захарчук никак не мог раскусить доктора: то ли это человек с «поврежденным чердаком», то ли шарлатан, которого Вайцель по ошибке принял за опасного преступника. Как бы там ни было, но в голове «учителя» никак не укладывалось: доктор — и такой характер. Да он скорее похож на бродячего артиста! Особенно когда распевает:
В свою очередь доктор, хорошо знавший фокусы тюремщиков, сразу раскусил, что за «учитель» Антон Захарчук. И решил агента тайной полиции оставить в дураках.
Ванек подсел к «учителю» на топчан и с таинственным видом зашептал:
