зависимости о результатов обучения Вы получаете содержание. Можете подрабатывать на стороне, я не против. Но, старайтесь удерживаться в рамках закона. В случае серьёзных нарушений этих рамок вынужден разбираться в причинах и принимать меры. С вами направляется и мама. Я выделяю средства и на её содержание. Она может работать на других, но в рамках закона. Это всё. Согласны?
Что ответить? Я сказал:
— Да.
На это моё высказывание Хлестаков вымолвил:
— Краткость, сестра таланта.
И продолжил меня спрашивать:
— Как Вы относитесь к сербам?
Я пожал плечами.
— Антипатии, психопатии и радости от них не испытываете?
Я снова пожал плечами.
— Как Вы считаете, если сербы начнут воевать, то Россия должна за них вступиться?
Я промолчал.
Встрял Зубатов:
— Что Вы такое говорите, господин Хлестаков. Сербы это же братья-славяне!
Хлестаков удивлённо:
— И что?
— Мы должны будем выступить на их поддержу.
— Бесплатно?
Зубатов завёлся, начал орать и плеваться слюной.
Я с интересом, а Хлестаков спокойно слушали монолог Зубатова. Наконец он замолчал. Тогда Хлестаков обратился ко мне:
— Мальчики, которых Вы побили, они братья?
Подумал, что сегодня я целый день удивляюсь.
— Почему братья?
Хлестаков, обращаясь к Зубатову:
— Видите, даже тех, кто живёт в одном государстве и учится в одной школе, молодой человек не считает братьями.
Затем обращаясь ко мне:
— Сколько же Вам лет?
— Тринадцать, скоро четырнадцать.
— Какой сегодня год?
Мы с Зубатовым переглянулись, почувствовав некое единство взглядов, по поводу нормальности одного из собеседников:
— 1909.
— Контракт мы заключаем до?
Хлестаков ещё подумал и сказал:
— До 1915 года.
Сразу встрял Зубатов:
— Что произойдёт до 1915 года?
Хлестаков ответил:
— Дорогой Сергей Васильевич. До 1915 года произойдёт страшная война. Следствием которой может…
Он замолчал и попрощался. Зубатов отвёл меня домой.
Вскоре мы покинули Россию и уехали в Американские Соединённые Штаты. Прожили там несколько более года. Учили английский язык, а затем сербский. В школе говорил, что я серб. Мама хочет, чтобы я учился на родине предков и знал язык, поэтому мы поедем в Сербию.
Через год мы уехали в Европу. Я учился в Сараево. Часто бывал в столице Сербии, Белграде. Господин Хлестаков желал, чтобы я учился верховой езде, фехтовать, стрелять из лука, арбалета и огнестрельного оружия.
По выходным на лошадях прогуливался по окрестностям Сараево. Посещал Вену и другие австрийские города.
Летом, когда начинались каникулы, мы отдыхали в России и я виделся с господином Хлестаковым, который с каждым годом становился всё более известной личностью.
Он расспрашивал о учёбе, о Сербии и Австро-Венгрии. Просил рассказывать историю этих стран, о людях, с которыми я познакомился. Он внимательно слушал, а потом попросил подробности о власть имущих в городе, где я живу.
На этот вопрос я не смог ответить. Он не рассердился, но сказал:
— Для того, чтобы выжить надо хорошо знать, кто распоряжается твоей жизнью. Если не интересуешься ими, то они, может даже из каприза, пожелают посмотреть, какого цвета твоя кровь. Разберись с ними парень, чтобы они не разобрались с тобой.
Меня учили играть в карты и карточным фокусам. На недоумённый вопрос, — зачем это? Господин Хлестаков объяснил, что всю жизнь будут предлагать играть. В большинстве случаев мошенники зарабатывают на жизнь, обманывая доверчивых простаков. Чтобы не попасться на их уловки, надо быть изощрённее шулеров.
Закончив обучение в Сербии, мы вернулись в Россию. Мама утроилась в банк господина Хлестакова, в отделение по связям с Балканами.
Хлестаков предложил стать шпионом. Так и сказал:
— Молодой человек, Вам не претит, если предложу побыть некоторое время моим шпионом?
Шпионом, так шпионом. Профессия не хуже других, а может лучше. По крайней мере не надо сидеть целыми днями в конторе, общаясь с такими же, как сам, канцелярскими крысами.
Я согласился, но без особого восторга.
— Это лучше, чем наживать геморрой в конторе.
Меня направили учиться в школу космонавтики, расположенную в посёлке Космодром. Мне, как и другим стажёрам-космонавтам, непонятно столь жизнеутверждающее название того, чем мы занимаемся: чистим сортиры, убираем навоз с дороги, роем канавы в болоте.
Однажды, стоя по горло в воде, по уши перемазанный в дерьме, пытаясь понизить уровень болотной жижи навозными вилами, воскликнул в отчаянии:
— Господи, ну почему это называют школой космонавтов?!
Наш учитель, первый космонавт России и мира, проложивший школьные дороги, построивший школьные сортиры и прокопавший все окружающие болота, стоя на краю канавы, с философским спокойствием ответил на этот крик души:
— Дабы видеть небо в алмазах.
— Зачем небо в алмазах?
— К звёздам тянет не всех, но все хотят алмазов.
В перерывах между чисткой сортиров и навозных канав нас обучали кое чему, но не кое как. Я выдержал все издевательства и получил звание космонавта, подтверждённое соответствующим аттестатом.
После окончании школы я встретился с господином Хлестаковым. Он спросил:
— Не желает ли господин Петров отдохнуть?
С возможно большим сарказмом в голосе, ответил:
— Спасибо, я один раз согласился учиться в школе космонавтов, теперь на подобные уловки меня не купите.
— Нет, нет. Я с чистой душой и безо всякой задней мысли предлагаю отдохнуть в Париже или на юге Франции.
Не знаю, есть на юге Франции болота, более вонючие, чем под Петербургом или нет? Таких комаров, как в наших болотах ни на юге, ни на севере Франции, ни где либо ещё днём с огнём. Что касается
