своими утешить сына твоего единородного, спасителя нашего любимого!
Христина перевела дух и снова обратила взор к небу.
— Ладонями своими, что ран касались сыновьих, благослови и деток наших, и внуков, и правнуков, и мужиков наших, добрых и злых, и соседей, желанных и постылых, и чужих, и родных, и тех грешников по всему лику земному, кто еще не знает воли божьей, ибо, поверь, всякая душа жаждет ласки и спасения!.. Скажи там господу, — захлебывалась она, — пусть и он пройдет мимо нас тихими шагами, услышит молитвы наши горячие и осветит нас лучезарным ликом света своего неземного, согреет нас святостью своею, а мы, благодарные, будем служить ему верно, покуда смертный пот не оросит виски наши, кровь не застынет в жилах, и не погаснут очи наши, и не оборвется дыхание наше. Аминь!
— Аминь! — как один человек выдохнула толпа.
Наступило боязливое и напряженное молчание. Вдруг люди зашевелились, послышался плач и отчаянный вопль:
— Ма-атерь святая! Спаси-ительница!..
— Дайте же дослушать, ОНА что-то говорит! — требовала Руселиха.
— А я только вижу, но ничего не слышу!
— Где, тетка Пилипиха, ЭТО самое, покажите!..
— Я всю жизнь молилась, и бог меня уважил! Я все молила, просила бога явить чудо, и он внял моим молитвам!..
— Говорит нам что-то, бабы!
— Кто говорит?!. Да куда же глядеть, тетя Настя, скажите же хоть вы!
Чей-то пронзительный дискант заглушил всех:
— Помолчим, бабы! Разве ЭТО всем доступно слушать?.. Одной Христине дано слышать голос богородицы, пусть она и прислушивается!
На взгорке воцарилась тишина.
— Слушайте, тетя Христина, хорошо слушайте и все нам пересказывайте!
Руселиха с той же улыбкой, с блуждающими от возбуждения глазами, с нездоровыми красно-белыми пятнами по всему лицу, уставилась в небо и стала скороговоркой, с паузами, уверенно передавать:
— Спасительница говорит, что… власть на земле бог поручает нашему Альяшу, Лавреновому сыну… Объявляет его божьим человеком!
— А-ах!.. — вздохнула толпа.
— Выходит, правда? — послышался удивленный женский голос.
— А ты как думала! — цыкнули на маловерку. — Зря люди не скажут!
— Тихо, бабы, не мешайте! — скомандовала Христина. И передавала речь богородицы уже без помех: — Альяш будет тут наместником бога… Построит… построит божий храм!.. И не один!.. Наказывает, чтобы мы слушались Альяша! Он… он приведет нас в царство небесное!
Толпа застонала.
— Будем, будем слушаться, царица небесная, заступница ты наша, во всем, во всем слушаться будем! И волю его исполним, что ни пожелает…
— Скажи господу богу и сыну его, что не пожалеем ни себя, ни живота своего, ни коня, ни вола, ни мужей своих, ни ближних своих, ни детей, чтобы…
Из ельничка выплыло ленивое облако пыли — Альяш вез камни.
— Ой, кто это там?! — перебил Христину чей-то тревожный вопль. — Полтора-ак?!
На секунду установилась тишина. Ее оборвал тонкий девичий крик:
— Мама-а!..
— Спасайся, кто може! — приказал все тот же пронзительный дискант. — Истинный бог, этот нехристь со своей шайкой валит!
И толпу женщин, которые так уютно примостились на взгорке, как ветром сдуло. Подобрав юбки, они без памяти понеслись в деревню.
Собственными глазами увидев божью матерь и выслушав ее наказ, бабки начали помогать Альяшу рыть землю и ворочать камни.
Руселиха, Христина, Майсак Петрук из Грибовщины, Куксова жена, Пилипиха из беловежского села Праздники и еще два-три человека оставили свои семьи, отреклись от хозяйства и побрели по селам за подаяниями на Альяшову стройку.
Альяш объявил о продаже своего поля и болота. Жена и подростки-дети запротестовали было, даже взбунтовались. Но Альяш детям наставил синяков, а жену так ударил кулаком по голове, что вогнал ей под кожу на затылке железный гребень. Женщина облилась кровью и потеряла сознание.
Из девяти десятин Альяш оставил себе только одну, вырученные деньги вложил в общую кассу, нанял рабочих, и те вскоре заложили фундамент, возвели стены.
В постройке церкви самое трудное — купола и внутреннее убранство. На это требовались большие суммы, а касса опустела быстро, сборщики возвращались ни с чем: в отдаленных селах об Альяше слыхом не слыхивали, там хватало своих баламутов.
Назревал крах.
— И хозяйство свел, и денежки братца спустил, а где она, церковь? — посмеивались односельчане на завалинках.
— Погорел, как Заблоцкий на мыле!
— И божья матерь не спасет!
В то время большой известностью у церковников пользовался протоиерей Андреевского собора, чудотворец Иоанн Кронштадтский. Этот чудотворец обладал талантом красноречья, умел очаровывать слушателей проповедью, владел даром гипноза. Люди отовсюду валили к Иоанну Кронштадтскому, надеясь набраться сил в борьбе с невзгодами жизни. Решился пойти к нему и Альяш Климович. Богомольцы дружно его поддержали.
— Не може того быть, чтобы ты вернулся оттуда без ничего! — заверила его Христина.
— Иди, Альяш, мы все будем молиться за тебя день и ночь! — заверила Пилипиха.
Глава III
В ДАЛЕКИЙ КРОНШТАДТ ЗА ПОМОЩЬЮ
Была пора сенокоса, когда Альяш прикрыл кирпичные стены от дождей соломой, взвалил на плечи мешок с харчами, и Руселиха, Пилипиха, Куксова жена, Майсак и другие богомольцы проводили его до гродненского вокзала.
Отмахав полсотни верст пешком, на другой день утром путники подошли к городу и на берегу Немана присели перекусить.
В губернском городе как раз был день отдыха. На реку выплыли первые байдарки, выстроились вдоль берега рыбаки с удочками.
В лес, на речку, в поле грибовщинцы никогда не шли просто так — ходили по грибы, за ягодами, щавелем или травой, и красота природы не отделялась в их сознании от ее пользы. Поэтому теперь они не могли спокойно усидеть на месте.
— В эту скорлупку, — ткнул бородой в сторону байдарки Майсак, — ни сена положить, ни мешок с картошкой поставить, — что они в ней видят?!
— Распутство это! — согласился с ним Альяш. — Позалазят в них и греют животы!
— Вот и я говорю!.. Или вон удят рыбу — ну, какой тут прок? Если уж ловить, то как у нас в
