достойно, — так нет! Заодно с этими фраерами!..
— А что им бог? — возмущался Альяш. — Лишь бы в сытости да выгоде пожить!
Растравив себя так, они некоторое время молчали.
Альяш вспомнил развороченный взгорок за Грибовщиной, деньги брата, истраченные все до копейки и не приблизившие к цели, и его охватило беспокойство. Мысли перенеслись в далекий, таинственный Кронштадт. А ну, как и там не помогут? Что тогда делать, куда по даться, где искать помощи?.. Возвращаться с пустыми руками он не имел права.
— Взял бы все-таки питья какого в дорогу, — спохватились бабы. — Деньжонок-то мы тебе собрали. Если надо, добавим!..
— А мне кажется, наесться бы булки с лимонадом до отвала, — призналась Христина, — больше ничего бы в жизни не просила!
— Это у тебя тело берет верх над душой, — сурово произнес Альяш. — А у меня бог в душе, поэтому я содержу себя так, как сказано в послании апостола Павла: человек должен есть мало и только то, что возделывает руками своими.
— Ты праведник, я знаю, я о себе говорю!..
Прозвонил колокол, началась посадка.
С тяжкими сомнениями в том, что ждет его в далеком Кронштадте, с риском отчаяния — пан или пропал — Альяш поднял свой мешок и не без робости направился к вагону. Бабки засеменили вслед, слезно умоляя:
— Ты уж там умилостиви, упроси Иоанна, Альяшок, пусть замолвит словечко перед богом, нашлет наконец погибель на Полторака!..
Сын немой уже не первый год играл в шайке роль пугала. Ее прибрал к рукам известный всей империи налетчик на банки Лука Михайлович. Но в сознании людей еще срабатывал старый рефлекс.
— Ой, правда! — подхватила другая женщина. — Грех за Голубов, за немую припадочную мы давно искупили, пусть уж смилуется, отменит кару! Опять же — видение было!..
Альяш молчал. Он кинул мешок в тамбур и словно не своими ногами полез в вагон. Не оборачиваясь пробурчал:
— Ну, я поехал!
ИОАНН-ЧУДОТВОРЕЦ
Кронштадтскому чудотворцу было уже под восемьдесят. Прошло то время, когда, раздавая благословения, он разъезжал по городам и весям России, а конные жандармы с трудом пробивали ему дорогу через неисчислимые толпы верующих, доведенных до крайнего исступления и неудержимого восторга.
Теперь день и ночь старец молился, изредка принимая наиболее настырных ходоков. Их собирали всех вместе, богатых и бедных, в небольшом зале, на общую беседу.
Добился приема и Альяш.
— Церкву строю, святой отец, — смиренно сказал он, когда за каким-то генералом подошла его очередь — Восемь десятин своей земли продал. Немного грошей у брата было… И строю вот…
Старец не верил своим ушам:
— Продал свой надел?!
— В Гродненской губернии, на границе с Царством Польским, святой отец! — почтительно склонился секретарь.
— Слышите?! — обрадовался чудотворец. — Человек не за счастьем для дочерей своих приехал сюда, как этот генерал! И не молит, чтоб сосед сгорел, как молила тут помещица! Не себе здоровья и выгоды ищет, как многие из вас, которые здесь плакались, а о спасении души не пеклись, — о святой вере все его помыслы!..
Старец обвел присутствующих торжествующим взглядом, будто уличил их в нехорошем.
— Не-ет, никогда не было и не будет у нас вольнодумства! Очистится Россия от скверны — от социалистов, безбожников и анархистов, не погрязнет в пучине разврата и позора! Чем мы были бы без царя?! Стоит, держится тысячелетняя Российская империя вот такими людьми и будет процветать и благоденствовать вовек! Ну-ну, выкладывай все, слушаю тебя, сын мой!
Альяш хотел рассказать, как не хватило денег, как выбился он из сил и уже стал терять надежду, как смеются над ним мужики. Но присутствующие смотрели на него с вниманием, глаза старца окатывали его такой волной умиления и добросердечия, что у Альяша перехватило дыхание.
Он молчал, и старец пришел ему на помощь:
— Даже, говоришь, землю продал?
— Восемь десятин, святой отец…
— Молодец! Ах, какой молодчи-ина! Жертва эта, мужик, похвальная, за тобой пойдут многие. Пойду-ут! — с нажимом и убежденно повторил чудотворец, качая головой. Затем сложил, как в молитве, руки, поднял вверх глаза. — О! Русский человек! Кто научил тебя непокорству и мятежу?! Скоро откроет господь бог глаза всем, как открыл этому человеку!..
Присутствующие льстиво и почтительно закивали головами в знак согласия. Старец на минуту задумался.
— Знай только, человече, путь твой не будет усеян розами. Горьким он будет и тернистым! Не понравишься ты своим батюшкам — позавидуют они тебе, как некогда ангелы позавидовали господу богу! Обрушатся на тебя и бунтари социалисты, эти посланцы сатаны, и им ты станешь поперек горла и не раз вспомнишь поговорку, что несть пророка в своем отечестве! Но ты, мужик, всем сердцем держись бога, будь предан царю, делай, мужик, свое святое дело, ибо ваша порода твердая!
Старцу хотелось добавить еще кое-что о попах, но, спохватившись, что потом не избежать неприятного объяснения с консисторией, он передумал и продолжил:
— Не сдавайся, сын мой! Иди упорно путем, указанным тебе богом! Вдохновенно твори так, как подсказывает тебе твое сердце! И узнаешь счастливую радость победы, и блажен будешь, сын мой, как блаженны помыслы и деяния твои, а все завистники твои развеются!
Старец перекрестил посетителя и неожиданно для всех поклонился ему. Вслед за чудотворцем поспешно поклонились и присутствующие в зале. Альяш побагровел от гордости и смущения.
— Да вселит в тебя бог силы для твоего праведного дела, да сохранит тебе здоровье до глубокой старости чтобы хватило тебе сил довести дело до конца! — торжественно закончил чудотворец и поклонился опять. — Аминь!
— Аминь! — хором отозвались посетители.
Старец начал выслушивать следующего — бородача с Поволжья, пришедшего за средством от падежа свиней, против которого оказались бессильными и ветеринары, и молитвы, и местные знахари.
…Альяш сделал чудотворцу подношение — несколько рублей. В канцелярии протоиерея деньги эти приняли и выдали Альяшу форменную квитанцию — на гербовой бумаге с водяными знаками и цветным оттиском Андреевского собора.
С этой квитанцией и благословением, но без денег и грамоты, терзаясь сознанием, что не справился с задачей, что из-за своей косности не сказал нужных слов, грибовщинский пророк отправился домой.
Глава IV
