плугом или бороной, а днем уходил спать к соседям, куда сердобольная Тэкля носила ему горшок с кашей.
Так прошел день, другой. Прошла неделя…
Альяш уже решил, что опасность миновала. А в это время под Бельском самые верные его сторонники готовили своему идолу мученическую смерть.
На скрещении дорог Бельск — Гайновка — Заблудов бельчане с молитвами и заклинаниями ночью спилили столетний дуб. Плотники выстругали из комля здоровенный крест с одной перекладиной, бабы привязали к перекладине льняной передничек. Затем мужчины сплели веночек из колючей проволоки, наточили вилы, взвалили тяжелый крест на плечи и, нигде не останавливаясь, поволокли его на север — в сторону Кринок. Шли через Заблудов, Михалово, Городок, станцию Валилы, Случанку…
В селах мужики спрашивали, куда они волокут такую ношу, но бельчане отмалчивались. Признались одному нашему Салвесю, да и то с великой неохотой. Странную процессию страшевец встретил на случанской дамбе, возвращаясь из Пилатовщины, куда возил свинью к породистому борову.
— Что случилось, мужички? — придержал Салвесь коня.
Ему не ответили. Но любопытный Салвесь был не из тех, от кого можно легко отделаться.
— Что стряслось? Куда это вы? — не унимался он.
— Так надо, дядька! — нехотя бросил наконец один, сгибаясь под тяжестью креста.
Салвесь опознал мужиков из Масева: еще до первой мировой войны он ездил с ними разбрасывать по царскому указу в пуще картофель и свеклу для зубров. Крайне заинтересованный дядька обратился к ним:
— Масевцы, куда вы, к черту тащите такой груз?! Коней у вас не нашлось, что ли?
Но и знакомые молчали, отворачивались. Только один буркнул:
— Скоро услышишь!
Молодой парень не выдержал, добавил:
— В Грибово, дядя, Альяша проверять!
Его сосед заверил Салвеся:
— Мы его прове-ерим, не сомнева-айся, больше не захочет нас обманывать!
— И другим закажет! — добавил третий.
— Неужели для грибовщинского баламута? — удивился Салвесь.
— Не такой он баламут, как кажется! — гневно сверкнул глазами мужик.
— Умен слишком! — уточнили в процессии.
— За чужой счет!
— Приведем его в чувство! А это ему на башку! — Бельчанин с железными вилами показал венок из колючей проволоки, обернутый соломой.
…Вернувшись со всеми своими пожитками в Страшево, Химка не находила себе места. Когда дядька Салвесь красочно, в лицах, изобразил в нашей хате разговор на случанской дамбе. Химка вскочила с лавки.
— Ой, а я-то все утро гадаю: к чему это сырое мясо во сне видела? Правду вы сказали, Манька, не к добру! — одобрила она прозорливость мамы. — От вы сны умеете хорошо разгадывать, ей-богу!
— Как увидишь во сне сырое мясо, жди беды, это тебе каждый дурак скажет! — поскромничала мама.
— Так оно, Манька, и вышло! Надо бежать в Грибовщину, как бы чего с ним не сделали!
— А Тэкля зачем?
— Не справиться ей, бедной, если так богомольцы взъелись! Я их знаю — такие заядлые…
— Тебе что, жить надоело? — не выдержал Салвесь.
— И правда, Химка, зачем тебе туда?! Мало тебе было игры этой? — поддержала мать Салвеся. — Посмотри, что это тебе дало, что?! С чем ушла туда, с тем же и вернулась, ничего не изменилось!
— Я только взгляну, чтобы чего-нибудь там… Я скоро вернусь!
— Беги, беги, — может, и тебе достанется на орехи! — попугал отец.
Но, как бы подтверждая ту истину, что мы порой не так дорожим человеком, сделавшим добро нам, как тем, кому сделали добро мы, Химка, конечно, советов не послушала.
Бельчане с крестом прибыли в Вершалин на рассвете. Пророк целую ночь окучивал при луне картофель, только что распряг мокрого буланчика и уже собирался идти завтракать. Здесь его отчаявшиеся правдолюбцы и схватили. Одни бельчане сразу же начали копать под липой яму, другие сторожили крест, третьи собрались в круг и в центре его поставили Альяша.
Распоряжался всем высокий и дюжий Иван Антонюк из беловежского села Масево-второе. Это он в свое время командовал сотней мужиков, вешавших колокола в грибовщинской церкви. Теперь он взял на себя обязанность добросовестно разъяснить пророку, что к чему.
— Ты, Илья, на меня не сердись, но люди кажуть, будто ты белогвардеец. Небось слыхал?! Не может быть, чтобы не слыхал, об этом только и говорят по селам! Будто капитаном был у Балаховича…
Перепуганный старик молчал, еще, может, не совсем уяснив, чего от него хотят.
— Так говорят во всех деревнях, сходи и послушай! — Иван как бы оправдывался перед другом, убеждал его. — Мы и пришли проверить. Потому — по справедливости хотим, чтобы никому не было обидно, ни тебе, ни нам, разумеешь?.. Сейчас мы тебя распнем. Если ты на самом деле святой, то тебе нечего бояться — на третий день ты себе воскреснешь, как Иисус Христос!..
— А нет — так сдохнешь на этом бревне, как паршивая собака! — не вытерпев, угрожающе сказал второй, вынимая из соломы веночек из ржавой проволоки.
— Уж об этом мы позабо-отимся! — спокойно и веско добавил третий.
— А ты как думал?! — уже с нотками скрытой угрозы подтвердил Иван. — Постоим здесь три дня, посмотрим за тобой, близко никого не подпустим!
— Пусть только попробуют сунуться! — предупредил все тот же крикун, размахивая острыми вилами. — Не то что полиции — самому пану войту из Шудялова от ворот поворот укажем!
— Стоять будем твердо! — коротко подтвердил Иван, и по голосу его чувствовалось, что так оно и будет.
Наступило тягостное молчание. На селе промычала корова, которую баба выгнала за ворота к пастухам. Два мужика в стороне деловито подсекали лопатами переплетенные, как змеи, липовые корни и выбрасывали из ямы землю, словно собирались вкапывать для забора столб. При этом мужчины ссорились:
— Говорил тебе — тут корней много!
— А где ты хотел, камней много, да и земля твердая! Подумаешь, пан какой! Лопата липовый корень режет, как масло!
— А песок как пепел, холера! Жито уже налило, ему все равно, а картошке дождь ну-ужен!.. О, тебя, падло, только и не хватало нам! Пошел вон!
Но Банадиков одноухий Шарик уже давно привык к чужим — сколько их перебывало тут! — и не испугался бельчан. Пес подошел совсем близко, осторожно ткнулся носом в сырой песок, понюхал белые отметины на корнях, разочарованно чихнул, мудрыми глазами взглянул на людей и неторопливо побежал прочь, задрав свернутый в колечко хвост.
— Аршина полтора будет! — сказал наконец второй землекоп. — Хватит, никакой черт теперь крест не свалит! Давайте, хлопцы!..
Десяток мужиков дружно подняли крест с льняным лоскутом и, осторожно приподнимая его, опустили толстый конец в яму. Тяжелый комель глухо стукнул о дно.
— Хорош! Давайте немного левее!.. Та-ак!.. Еще, еще!.. Теперь чуть назад!.. Файно, можно засыпать!..
Застучали комья земли.
— Стоп, хлопцы, сто-ой! — спохватился Антонюк. — Ногами до земли не достанет? Надо же примерить!
Мужики бесцеремонно схватили старика под мышки, потащили к кресту, примерили.
