Стальной магнат смотрел на карты.
— Будь я проклят. Три одинокие дамы. Вы блефовали. У вас была всего-навсего тройка. Я мог побить вас своим стритом. Хотя ваш флеш, Чарли, побил бы меня. Если бы мистер Белл не вынудил нас обоих отступить.
Чарлз Кинкейд взорвался.
— Вы объявили бет на трех паршивых дамах?
— Я пристрастен к дамам, — сказал Исаак Белл. — Всегда питал к ним слабость.
Кинкейд, словно не веря собственным глазам, протянул руку и коснулся дам.
— Мне придется перечислить деньги, когда я вернусь в Вашингтон, — процедил он.
— Никакой спешки, — любезно сказал Белл. — Мне пришлось бы поступить так же.
— Куда мне послать чек?
— Я буду в Нью-Йорке, в Йельском клубе.
— Сынок, — сказал Конгдон, выписывая чек: уж ему-то не нужно было перечислять деньги, — вы уж определенно окупили свой билет на поезд.
— Ничего себе билет, — сказал Блум. — Да он весь поезд может купить.
— Покупаю! — рассмеялся Белл. — Пойдемте в мой обзорный вагон, выпивка за мной. И, пожалуй, поздний ужин. От этого блефа я проголодался.
Ведя всех в последний вагон поезда, Белл гадал, почему Кинкейд объявил фолд. Он предполагал, что это был совершенно правильный ход, но, после того как фолд объявил Конгдон, Кинкейд стал играть гораздо осторожнее, чем играл весь вечер. Удивительно. Как будто вначале Кинкейд сознательно играл хуже и неосторожнее, чем мог. А вся эта болтовня об Осгуде Хеннеси, который будто бы неоправданно рискует? Сенатор определенно не укрепил репутацию своего благодетеля в глазах банкиров.
Белл заказал всем присутствующим в вагоне шампанское и попросил официантов приготовить поздний ужин. Кинкейд сказал, что только выпьет бокал шампанского. Устал, объяснил он. Но позволил Беллу налить ему второй бокал, а потом съел бифштекс с яйцом и как будто бы преодолел разочарование, вызванное проигрышем. Остальные игроки смешались с другими пассажирами, кое-кто собирался пить всю ночь — компании возникали и распадались, потом снова образовывались. Опять и опять рассказывали о трех дамах. Постепенно толпа разошлась, остались Исаак Белл, Кен Блум, судья Конгдон и сенатор Кинкейд, который заметил:
— Мне сказали, что вы показывали поездной бригаде плакат с разыскиваемым преступником.
— Рисунок из дела, которое мы расследуем, — ответил Белл.
— Покажите, — попросил Блум. — Может, мы его видели.
Белл достал из кармана первый рисунок, отодвинул тарелки и разложил его на столе.
Блум взглянул.
— Да это актер! Из «Большого ограбления поезда».
— Он правда актер? — спросил Кинкейд.
— Нет. Но похож на «Брончо Билли» Андерсона.
Кинкейд провел пальцами по рисунку.
— Кажется, похож на меня.
— Арестуйте этого человека! — рассмеялся Кен Блум.
— Уже арестовал, — сказал Конгдон. — В некотором роде. У этого парня точеные черты лица. У сенатора тоже. Посмотрите на ямочку на подбородке. У вас тоже такая, Чарли. Я слышал, толпа поклонниц в Вашингтоне кудахчет, будто вы похожи на кинозвезду.
— У меня не такие большие уши, — заметил Кинкейд.
— Это верно.
— Какое облегчение, — сказал Кинкейд. — С большими ушами нельзя быть кинозвездой.
Белл рассмеялся.
— Босс предупредил: уродов не арестовывать.
Он перевел взгляд с рисунка на сенатора и снова на рисунок. Несомненное сходство высокого лба. Уши определенно другие. У обоих подозреваемых на рисунках и у сенатора умные лица с резкими чертами. Но, как заметил Джозеф Ван Дорн, то же можно сказать о многих людях. Помимо величины ушей подозреваемые и сенатор разнились проницательностью взгляда. Человек, ударивший лесоруба ломом, выглядел более решительным и целеустремленным. Неудивительно, что он показался таким человеку, на которого напал. Но Кинкейд не казался одержимым какой-то целью. Даже в самый разгар поединка Кинкейд производил впечатление человека, довольного собой и снисходительного к себе, скорее слуги могущественных, чем самого могущественного. Хотя, напомнил себе Белл, возможно, в начале партии Кинкейд разыгрывал простака.
— Что ж, — сказал Кинкейд, — если увидим этого парня, задержим его для вас.
— Если увидите, держитесь от него подальше и позовите подкрепление, — серьезно сказал Белл. — Он очень опасен.
— Ладно, я пошел спать. День был долгим. Спокойной ночи, мистер Белл, — сердечно сказал Кинкейд. — Играть с вами в карты интересно.
— И разорительно, — добавил Конгдон. — Что вы сделаете с выигрышем, мистер Белл?
— Хочу купить своей невесте дом.
— Где?
— В Сан-Франциско. Наверху, на Ноб-Хилле.
— Много ли домов там выдержали землетрясение?
— Тот, о котором я думаю, построен так, что простоит тысячу лет. Беда лишь в том, что для моей невесты в нем могут быть призраки. Дом принадлежал ее прежнему нанимателю, который оказался злостным грабителем банков и убийцей.
— По моему опыту, — усмехнулся Конгдон, — лучший способ помочь женщине чувствовать себя уютно в доме, принадлежавшем другой женщине, это дать ей брикет динамита и посоветовать все переделать. Я поступал так много раз. Волшебный эффект. То же самое может сгодиться и в отношение прежнего нанимателя.
Чарлз Кинкейд встал и пожелал всем доброй ночи. Потом небрежно, почти насмешливо спросил:
— А что случилось с грабителем банков и убийцей?
Исаак Белл смотрел в глаза сенатору, пока тот не отвел взгляд. Только тогда высокий детектив ответил:
— Я поймал его и разоблачил. Больше он никому не причинит вреда.
Кинкейд ответил искренним смехом.
— Знаменитый девиз Ван Дорна: «Мы никогда не сдаемся».
— Никогда, — подтвердил Белл.
Сенатор Кинкейд, судья Конгдон и все прочие отправились спать, в обзорном вагоне остались только Белл и Кенни Блум. Через полчаса поезд начал тормозить. Там и сям в черноте ночи показались огоньки. Стали видны пригороды Роулинса. «Оверленд лимитед» шел мимо тускло освещенных улиц.
Саботажник определял скорость поезда с площадки вагона, где помещалось его купе. Рисунок Белла потряс его куда сильнее огромного проигрыша. В конечном счете деньги ничего не значат: скоро он будет богаче Конгдона, Блума и Мозера вместе взятых. А вот рисунок — действительно редкое невезение. Кто-то видел его лицо и описал художнику. К счастью, уши нарисовали неверно. И спасибо господу за сходство с кинозвездой. Но нельзя рассчитывать на то, что такие несовпадения долго будут сбивать с толку Исаака Белла.
Он спрыгнул с медленно идущего поезда и отправился на разведку темных улиц. Действовать следовало быстро. Стоянка всего полчаса, а он не знает Роулинса. Но все городки при железной дороге устроены одинаково, и он надеялся, что ему снова повезет. Во-первых, Исаак Белл утратил бдительность. Детектив взбудоражен огромным выигрышем за карточным столом. И вполне вероятно, что среди телеграмм, ждущих его на вокзале, есть и трагическая новость из Огдена, которая пустит его по ложному следу.
Через несколько минут, идя на звуки музыки из салуна, который был еще открыт, хотя полночь уже
