мистер Морган ваш хозяин, а вы его лакей.
— Как вы смеете…
— Всего хорошего!
Белл вышел из банка Моргана, перешел улицу и отправился на следующую встречу.
Полчаса спустя он ушел и оттуда, и, если бы в ту минуту банкир высказался неосторожно, Белл разбил бы ему нос или просто пристрелил из своего «Дерринджера». Эта мысль вызвала у него печальную улыбку, и он остановился посреди запруженного людьми тротуара, думая, стоит ли идти на следующую встречу.
— У вас озадаченный вид.
Прямо перед ним стоял красивый темноволосый человек лет сорока с небольшим и смотрел на него с теплой озорной улыбкой. В дорогом пальто с меховым воротником и в ермолке — маленькой, круглой бархатной шапочке, говорящей о том, что этот человек исповедует иудаизм.
— Я действительно озадачен, — ответил Белл. — Кто вы, сэр?
— Меня зовут Эндрю Рубинофф. — Он протянул руку. — А вы Исаак Белл.
Удивленный, Белл спросил:
— Как вы меня узнали?
— Просто совпадение. Не то, что я вас узнал, а то, что увидел здесь. И вы казались озадаченным.
— Но как вы меня узнали?
— По фотографии.
У Белла вошло в привычку избегать фотографов. Он говорил Марион, детективу вредно, чтобы все знали его в лицо.
Рубинофф улыбнулся его затруднению.
— Не волнуйтесь. Фотографию я видел только на столе вашего отца.
— Ага. У вас дела с моим отцом.
Рубинофф неопределенно помахал рукой: и да, и нет.
— Иногда мы консультируемся.
— Вы банкир?
— Так говорят, — ответил тот. — На самом деле, когда я приехал из России в Нью-Йорк, нижний Ист-Сайд не произвел меня впечатления, поэтому я проехал на поезде через всю страну. В Сан-Франциско я открыл салун. Со временем я встретил красивую девушку, дочь банкира, а остальное — очень приятная история.
— У вас не найдется времени пообедать со мной? — спросил Исаак Белл. — Мне нужно поговорить с банкиром.
— Я договорился об обеде. Но мы можем выпить чаю в моей конторе.
Контора Рубиноффа оказалась за углом на Ректор-стрит; улицу перегородила полиция, чтобы можно было поднять большой рояль с фургона на пятый этаж, где были вынуты оконные рамы. Окно принадлежало Рубиноффу, и он, не обращая внимания на суматоху, провел Белла внутрь. Из зияющей дыры в стене вначале подул холодный ветер с Гудзона, потом под крики грузчиков показался раскачивающийся черный рояль. Пожилая секретарша солидного вида принесла высокие стаканы.
Белл объяснил свое дело.
— Вот оно что, — сказал Рубинофф. — Это вовсе не совпадение. Вы все равно пришли бы ко мне, после того как прочие указали бы вам на дверь. То, что я вас узнал, экономит время и избавляет от хлопот.
— Я благодарен вам за помощь, — сказал Белл. — У Моргана я ничего не узнал. Босс в отлучке.
— Банкиры — замкнутый клан, — заметил Рубинофф. — Они держатся друг друга. Хотя могут не любить других банкиров и не доверять им. Элегантные банкиры Бостона не любят грубоватых ньюйоркцев. Протестанты не доверяют немецким евреям. Немецкие евреи терпеть не могут русских евреев вроде меня. Неприязнь и недоверие правят миром. Но довольно философии. Что именно вы хотите узнать?
— Все соглашаются, что Осгуд Хеннеси неуязвим. Это правда?
— Спросите отца.
— Прошу прощения, сэр.
— Вы меня слышали, — строго ответил Рубинофф. — Вы отказываетесь от лучшего совета, какой вам могут дать банкиры Нью-Йорка. Спросите отца. Передайте ему привет от меня. Вот все, что вы услышите от Эндрю Рубиноффа по этому поводу. Я не знаю, неуязвим ли Хеннеси. До прошлого года знал бы, но я уже год не занимаюсь железными дорогами. Теперь мои деньги в автомобилях и в кино. Всего хорошего, Исаак.
Он встал и прошел к роялю.
— На дорожку, послушайте, как я играю.
Белл не хотел ехать в Бостон спрашивать совета у отца. Он хотел получить ответ от Рубиноффа немедленно, подозревая, что тот знает гораздо больше, чем признает. Он сказал:
— Грузчики только что ушли. Разве рояль не нужно вначале настроить?
— Мистер Мейсон и мистер Хемлин делают такие рояли, что требуется настраивать только после того, как их сбросят с Ниагарского водопада… Ваш отец, молодой Исаак. Поговорите с отцом.
Белл спустился в подземку, доехал до Центрального вокзала, телеграфировал отцу, что приедет, и сел в знаменитый экспресс «Белый поезд» Нью-Инглендских железных дорог. Он хорошо помнил этот поезд со студенческих дней, когда ездил им в Нью-Хейвен. Студенты называли сверкающий состав «Поезд- призрак».
Шесть часов спустя он вышел на новом Южном вокзале, гигантском, из розового камня храме, воздвигнутым могуществу железных дорог. Поднявшись на лифте на пятый этаж вокзала, Исаак зашел в бостонское отделение «Агентства Ван Дорна». Отец ответил на его телеграмму: «Надеюсь, ты сможешь побыть со мной». Когда он добрался до дома отца на Луисбург-сквер, шел уже десятый час.
Падрик Райли, пожилой дворецкий, который управлял домом Беллов, сколько Исаак себя помнил, открыл полированную входную дверь. Они тепло поздоровались.
— Отец за столом, — сказал Райли. — Он подумал, что вам не помешает поздний ужин.
— Умираю с голоду, — признался Белл. — Как он?
— Как всегда, — ответил Райли по обыкновению уклончиво.
Белл остановился на пороге гостиной.
— Пожелай мне удачи, — попросил он портрет матери. Потом расправил плечи и пошел в столовую, где с места во главе стола поднялась высокая, худая, как журавль, фигура. Отец. Они посмотрели в лицо друг другу.
Райли, остановившись у порога, затаил дыхание. Эбенезер Белл, подумал он с ноткой зависти, кажется бессмертным. Конечно, волосы у него поседели, но в отличие от меня он все их сохранил. И его борода ветерана Гражданской войны почти белая. Но у него по-прежнему статная, подтянутая фигура армейского офицера, который четыре десятилетия назад сражался в кровавой усобице.
По мнению дворецкого, таким мужчиной, каким вырос сын хозяина, мог гордиться любой отец. Пристальный взгляд голубых глаз Исаака — отцовский, а их фиолетовый оттенок — от матери. Они очень похожи, думал Райли. Может быть, слишком похожи.
— Чем я могу помочь тебе, Исаак? — сдержанно спросил Эбенезер.
— Я не очень понимаю, почему Эндрю Рубинофф направил меня к тебе, — так же сдержанно ответил Исаак.
Райли перенес внимание на старика. Если примирение и произойдет, то это зависит от Эбенезера. Но тот только коротко сказал:
— Рубинофф человек семейный.
— Не понимаю.
— Он оказал мне услугу. Это в его характере.
— Спасибо, что предложил ночлег, — ответил Исаак.
— Добро пожаловать, — сказал отец. К величайшему облегчению Райли, Эбенезер великодушно отнесся к возможности, предоставленной сыном, который согласился остаться, чего не бывало в прошлом.
