— Да, для меня это потрясение. В Чикаго он спас мне жизнь.
— А ты ему в Новом Орлеане, — возразил Ван Дорн. — И потом на Кубе.
— Он был отличный детектив.
— Когда трезв. Но пьянством сводил себя в могилу. И от этого ты его спасти не мог. Хотя старался.
— Он был лучшим, — упрямо сказал Белл.
— Как он погиб?
— Тело нашли под завалом. Очевидно, Уиш оказался там, где взорвался динамит.
Ван Дорн печально покачал головой.
— У этого человека было безошибочное чутье. Даже у пьяного. Очень не хотелось его увольнять.
Белл сохранял нейтральный тон.
— Его оружие лежало в нескольких футах от тела. То есть он достал пистолет из кобуры до взрыва.
— Может, его выбросило взрывом?
— Это был его любимый армейский пистолет одинарного действия. В закрытой кобуре. Пистолет не выпал. Перед смертью Уиш держал его в руке.
На предположение, будто Алоизиус Кларк пытался предотвратить нападение, Ван Дорн ответил холодным вопросом:
— А где была его фляжка?
— В кармане.
Ван Дорн кивнул и хотел сменить тему, но Белл еще не договорил.
— Мне нужно было понять, как он оказался в туннеле. Умер ли он до или во время взрыва? Поэтому я погрузил его тело в поезд и отвез к врачу в Кламат-Фолс. Врач отметил, что еще до взрыва Уиш был ранен в горло.
Ван Дорн поморщился.
— Ему перерезали горло?
— Не перерезали. Проткнули. Нож пробил горло, прошел между шейными позвонками и вышел из шеи с противоположной стороны. Врач сказал, что удар чистый, словно бил хирург или мясник.
— Или просто удачный.
— Если так, убийце повезло дважды.
— Что ты имеешь в виду.
— Свалить Уиша Кларка — для этого нужно немалое везение, а?
Ван Дорн отвел взгляд.
— В его фляжке что-нибудь оставалось?
Белл печально улыбнулся боссу.
— Не переживайте, Джо. Я бы тоже его уволил. Фляжка была суха, как кость.
— Нападали спереди?
— Похоже, — подтвердил Белл.
— Но ты сказал, что Уиш уже выхватил пистолет.
— Верно. Как же Саботажнику удалось достать его ножом?
— Метнуть? — с сомнением предположил Ван Дорн.
Белл выдернул из-за голенища метательный нож, повертел стальное лезвие в пальцах, взвешивая.
— Нужна катапульта, чтобы он в броске пробил горло человеку.
— Конечно… Будь осторожен, Исаак. Ты сам говоришь, что этот парень должен был действовать с быстротой молнии, чтобы свалить Уиша Кларка. Даже пьяного.
— Он получит возможность, — поклялся Исаак Белл, — показать мне, насколько он проворный.
Глава 4
Пирс «Венеция» в Санта-Монике заливал электрический свет. Он освещал оснастку трехмачтового корабля, навечно причаленного у пирса параллельно большому павильону. Оркестр в быстром темпе играл марш «Гладиатор» Джона Филиппа Сузы.
Бродяга повернулся спиной к приятной музыке и по слежавшемуся плотному песку пошел в темноту. В свете, отраженном волнами, перед ним ложилась его тень, холодный тихоокеанский ветер трепал рваную одежду. Был отлив, и бродяга искал якорь, который можно украсть.
Он обогнул хибары поселка. Рыбаки-японцы, живущие здесь, вытащили лодки на берег, поближе к хижинам, чтобы приглядывать за ними. За поселком японцев бродяга нашел то, что искал: мореходные шлюпки Общества спасения на водах, предназначенные для спасения моряков при крушениях и тонущих туристов. Лодки были полностью оборудованы для того, чтобы мгновенно выйти в море с экипажем из добровольцев. Бродяга сдвинул брезент и в темноте ощупью нашел весла, сосуды для вычерпывания воды и, наконец, холодный металл якоря.
Он понес этот якорь к пирсу. Но, не доходя до освещенного места, повернул и стал подниматься по глубокому песку в город. Улицы были тихи, дома темны. Он уклонился от встречи с пешим патрульным и беспрепятственно добрался до конюшни, которую, как и большинство конюшен в этой местности, перестраивали под гараж. Среди фургонов, колясок и легких двухместных экипажей в беспорядке размещались грузовики и легковые автомобили, нуждавшиеся в ремонте. Пахло бензином, сеном и навозом.
Днем здесь царило оживление, толпились конюхи, кучера, погонщики фургонов, а также автомеханики, и все они курили, жевали табак и жевательную резинку и рассказывали байки. Но ночью здесь был один кузнец — он удивился бродяге, предложившему за якорь целый доллар. Кузнец запросил бы всего пятьдесят центов, но он пил и относился к тем, кого от виски тянет на подвиги.
Кузнец не откладывая взялся за дело; он хотел обработать якорь, пока никто не заметил, что он украден. Начал с того, что убрал одну из двух чугунных лап, работая попеременно молотом и долотом, пока не срезал ее. Потом сточил напильником заусеницы, чтобы получилось ровное место. А когда поднес якорь к свету, тот походил на крюк.
Потея, несмотря на ночной холод, кузнец выпил пива, приложился к бутылке «Старого бурбона Келлога», сделал большой глоток и принялся проделывать в веретене якоря отверстие, как заказал клиент. Сверлить чугун тяжело. Остановившись перевести дух, кузнец опять выпил пива, а затем закончил работу, смутно сознавая, что еще глоток «Келлога» — и он вместо чугуна просверлит себе руку.
Он завернул якорь в одеяло, оставленное заказчиком, и уложил в саквояж клиента. Голова кружилась. Он поднял срезанную лапу якоря и принялся размышлять, на что она сгодилась бы, но в дверь постучал заказчик.
— Неси сюда.
Человек оставался в темноте, и сегодня кузнец еще хуже, чем вчера, различал его черты. Но он узнал сильный голос, отчетливый восточный акцент, высокомерие, рост и городское пальто длиной по колено.
— Я сказал, неси сюда!
Кузнец вынес саквояж за порог.
— Закрой дверь!
Он закрыл за собой дверь, отрезав свет, падавший изнутри, и клиент выхватил у него саквояж.
— Спасибо, добрый человек.
— Не за что, — ответил кузнец, гадая, что этот щеголь в пальто намерен делать с обрезанным якорем.
Золотая десятидолларовая монета, плата за неделю тяжелого труда, блеснула в темноте. Кузнец попробовал ее поймать, промахнулся и наклонился, чтобы подобрать ее с песка. Он почувствовал, что
