походила на своих дочерей.
Но кто способен положить фотографию своей матери в книгу о расовой биологии, подумал комиссар и посмотрел на оборот снимка.
Там кто-то написал карандашом:
Без сомнения, это была строка из стихотворения «Не уходи ни на единый день».
Йона снова достал томик Неруды и скоро нашел строфу целиком:
Вот где должна была лежать фотография. В книге Неруды.
Это ее место, подумал комиссар.
И если убийца что-то искал в книге, фотография могла выпасть.
Он стоял здесь, рассуждал Йона, смотрел на пыльные полки, совсем как я, и торопливо пролистывал книги, которые брали с полки в последние несколько недель. Внезапно убийца обнаруживает, что фотография выпала и лежит на полу; он подбирает ее, но кладет не в ту книгу.
Йона прикрыл глаза.
Вот так все и было, подумал он.
Ликвидатор рылся в книгах.
Он знал, что ищет, и этот предмет находился между страницами книги.
Так что же это было?
Письмо, завещание, фотография, признание?
Компакт-диск, карта памяти или сим-карта?
25
Девочка на лестнице
Йона заглянул в ванную, которую как раз подробно фотографировали эксперты, потом вышел на лестничную клетку и остановился у двери соседней квартиры.
Перед частой решеткой лифтовой шахты переминался с ноги на ногу Мелькер.
Комиссар постучал, подождал. Вскоре в квартире послышались шаги. Полная женщина за шестьдесят приоткрыла дверь и выглянула.
— Да?
— Здравствуйте, меня зовут Йона Линна, я комиссар уголовной полиции…
— Но я уже говорила, что не видела его лица, — перебила женщина.
— Полиция уже была здесь? Я не знал.
Женщина распахнула дверь. Две кошки, лежавшие на телефонном столике, спрыгнули на пол и исчезли в глубине квартиры.
— На нем была маска Дракулы, — нетерпеливо сказала женщина, словно уже объясняла это бессчетное число раз.
— На ком?
— На ком-на ком… — пробурчала хозяйка квартиры, ушла и через минуту вернулась с пожелтевшей газетной вырезкой.
Йона вполглаза просмотрел статью двадцатилетней давности. В ней говорилось об эксгибиционисте, пугавшем женщин в Сёдермальме.
— Ниже пояса на нем не было ни лоскутка…
— И вы думаете…
— Я, конечно, туда и не смотрела, — продолжила она. — Хотя я уже все рассказала вашим.
Йона улыбнулся.
— Я хотел спросить совсем о другом.
Женщина удивленно уставилась на него:
— Что ж вы сразу не сказали?
— Вы хорошо знаете Пенелопу Фернандес, вашу соседку?..
— Она мне как внучка, — затараторила женщина. — Такая чудесная, такая милая…
Женщина вдруг замолчала, потом тихо спросила:
— Она умерла?
— Почему вы так решили?
— Потому что пришли из полиции и задают всякие вопросы.
— Вы не видели — к ней на днях не приходили необычные гости?
— Я, конечно, старуха. Но у меня нет привычки шпионить и записывать, кто когда к кому ходит.
— Я подумал — может, вы случайно что-то видели.
— Не видела.
— Может, что-нибудь было? Что-то необычное?
— Совершенно ничего. Она разумная прилежная девочка.
Комиссар поблагодарил, сказал, что, возможно, зайдет еще с вопросами, и отодвинулся, чтобы женщина смогла закрыть дверь.
На площадке третьего этажа квартир больше не было. Комиссар стал подниматься по лестнице, но на полпути увидел, что на ступеньке сидит девочка. Лет восьми, похожа на мальчика: волосы коротко подстрижены, наряд — джинсы и потертая флисовая кофта. На коленях у девочки лежал пакет: бутылка минеральной воды «Рамлоса» с почти отставшей этикеткой и полбулки.
Йона остановился рядом с девочкой, робко смотревшей на него, и сказал:
— Привет. Как тебя зовут?
— Миа.
— А меня — Йона.
Комиссар заметил грязь у девочки под подбородком, на тонкой шейке.
— А у вас есть пистолет? — спросил ребенок.
— Почему ты решила, что у меня есть пистолет?
— Вы сказали Элле, что вы полицейский.
— Правильно. Я комиссар.
— У вас есть пистолет?
— Да, есть, — нарочито равнодушно сказал Йона. — Хочешь пострелять?
Девочка уставилась на него раскрыв рот:
— Да ладно!
Йона улыбнулся, и девочка рассмеялась.
— Почему ты сидишь на лестнице? — спросил комиссар.
— Мне тут нравится. Можно слушать всякое.
Йона сел рядом с девочкой и неторопливо спросил:
— Что же ты слышала?
— Ну, я слышала, что вы полицейский и что Элла вам наврала.
— О чем наврала?
— Что она прямо ужас как любит Пенелопу, — пояснила Миа. — А сама сует кошачьи какашки ей в почтовый ящик.
— Зачем?
Девочка пожала плечами и провела пальцем по пакету.
— Не знаю.
— А тебе нравится Пенелопа?
— Она всегда говорит мне «Привет!».
— Но ты ее не знаешь?
— Нет.
