следствия сведения, но надеялись, что она сможет привести их к фотографии. Тогда этот эпизод можно было бы закрыть.
Сага включила правый поворотник, съехала с автострады и сбросила скорость. Теперь они ехали по шоссе № 77, по виадуку под автострадой, по направлению к Нивсте, однако вскоре свернули на узкую гравийную дорогу и поехали параллельно автостраде.
На окраине пашни виднелся невысокий еловый лесок. Каменный забор возле коллектора удобрений в одном месте разрушился, жестяная крыша покосилась.
— Вроде приехали, — сказала Сага, взглянув на навигатор.
Они медленно подкатили к ржавому засову на ограде и остановились. Шум с автострады в этом месте ощущался как безжизненный изменчивый гул.
Метрах в двадцати виднелся одноэтажный дом из грязного кирпича, с наглухо закрытыми ставнями и поросшей мохом цементной плиткой на крыше.
Когда они подходили к дому, послышался странный свистяще-воющий звук.
Сага взглянула на Йону, и они осторожно двинулись к входной двери. За домом что-то лязгнуло, и металлическое завывание послышалось снова.
Звук быстро приближался — и вот к ним кинулась большая собака. Она, раскрыв пасть, остановилась на задних лапах в метре от Саги. Потом ее дернуло назад; собака припала на передние лапы и зло залаяла. Огромная овчарка с неопрятной шерстью. Потом собака мотнула головой и отбежала в сторону; стало видно, что ее поводок привязан к длинному тросу. Когда овчарка бегала, трос натягивался, свистя и позванивая.
Собака повернулась и кинулась на Йону; поводок удержал ее и дернул назад. Собака зашлась было лаем, но замолчала, как только из дома раздался женский голос:
— Нильс!
Собака заскулила и заходила кругами, поджав хвост. В доме скрипнул пол, и вскоре дверь открылась. Собака кинулась за дом, оставляя за собой свистящий звук. Эдит вышла на крыльцо в сиреневом махровом халате в катышках и взглянула на гостей.
— Нам нужно поговорить с вами, — сказал комиссар.
— Я уже рассказала все, что знаю.
— Можно войти?
— Нет.
Комиссар заглянул ей за спину, в темноватый дом. В прихожей было полно кастрюль и тарелок, на полу — серый шланг пылесоса, одежда, обувь и ржавые банки из-под консервированных крабов.
— Можно и здесь остаться, — покладисто сказала Сага.
Йона раскрыл блокнот и стал задавать вопросы, чтобы проверить детали, которые он слышал в записи допроса. Это обычный способ обнаружить ложь или искажения: нелегко держать в памяти все детали, которые ты выдумал.
— Что Пальмкруна ел в среду?
— Телячьи котлеты в сливочном соусе.
— С рисом? — уточнил Йона.
— С картошкой. С вареной картошкой, как всегда.
— Во сколько вы пришли на работу в четверг?
— В шесть.
— Почему вы в четверг рано ушли из квартиры Пальмкруны?
— Он отпустил меня на выходные.
Комиссар взглянул ей в глаза, не зная, как перейти к самому важному.
— В среду Пальмкруна уже повесил веревку с петлей?
— Нет.
— Нашему коллеге, Йону Бенгтссону, вы говорили, что повесил, — заметила Сага.
— Нет.
— У нас есть запись допроса… — начала было Сага со сдерживаемым раздражением, но тут же осеклась.
— Вы что-нибудь спрашивали у Пальмкруны про петлю? — продолжал Йона.
— Мы не обсуждали друг с другом личные дела.
— Разве не странно оставлять кого-то в доме, где с потолка свисает веревка с петлей? — поинтересовалась Сага.
— Не могу сказать, что я бы с удовольствием осталась посмотреть, что будет, — усмехнулась Эдит.
— Понимаю, — спокойно согласилась Сага.
Тут Эдит в первый раз взглянула на девушку повнимательнее. Не испытывая неловкости, медленно рассмотрела ее волосы лесной феи с разноцветными лентами, ненакрашенное лицо, линялые джинсы и кроссовки.
— И все-таки. — Сага явно устала. — Нашему коллеге вы сказали, что видели петлю в среду. А мне сейчас говорите совершенно противоположное.
Йона заглянул в блокнот и перечитал, что ответила Эдит на вопрос Саги о веревке.
— Эдит, — сказал он, — мне кажется, я понял.
— Отлично, — тихо отозвалась женщина.
— Вы ответили «нет» на вопрос, повесил ли Пальмкруна веревку с петлей в среду, потому что веревку повесил не он.
Пожилая женщина сурово посмотрела на него и хрипло сказала:
— Он попробовал, но у него не получилось. Зимой ему сделали операцию, и спина у него гнулась с трудом… Поэтому он попросил меня привязать веревку.
Стало тихо. Деревья неподвижно стояли в солнечном свете.
— Так значит, это вы в среду прикрепили веревку с петлей к крюку? — спросил Йона.
— Он приготовил ее, сделал узел и держал лестницу, а я полезла привязывать.
— После этого вы убрали лестницу и вернулись к своим обычным обязанностям, а в среду вечером помыли посуду после ужина и ушли домой.
— Да.
— Вернулись на следующий день утром. Вошли, как обычно, приготовили завтрак и накрыли на стол.
— Откуда вы знали, что он уже не висел в петле? — вмешалась Сага.
— Я убиралась в малом салоне, — ответила Эдит, и нечто вроде язвительной улыбки на секунду появилось на ее испитом лице.
— Вы уже говорили, что Пальмкруна позавтракал как обычно. Но в это утро он не поехал на работу.
— Он просидел в музыкальной комнате не меньше часа.
— Слушал музыку?
— Да.
— Перед обедом он кому-то звонил, разговор был недолгий, — сказала Сага.
— Про это я не знаю, он сидел в кабинете с закрытой дверью. Но перед тем как сесть за стол, а на обед был тушеный лосось, он попросил меня заказать такси на два часа.
— Он собирался ехать в аэропорт Арланда? — уточнил Йона.
— Да.
— Пальмкруна куда-нибудь звонил без десяти два?
— Да. Он уже надел плащ и разговаривал в прихожей.
— Вы не слышали, что именно он говорил? — спросила Сага.
Эдит постояла, почесала свой пластырь и взялась за дверную ручку.
— Умереть — это не самое страшное, — тихо сказала она.
— Я спросила — не слышали ли вы, что именно он говорил.
— Прошу прощения, — коротко сказала Эдит и собралась закрыть дверь.
