И он пополз вперед. Полз до тех пор, пока не услышал звон ручья. Прикоснулся губами к прохладной светлой воде. И желание, страстное желание напиться всласть и умереть возникло у него в этот миг. Но вспомнил взгляд старика, вспомнил, как смотрел на него Еремей в ту ночь, когда он дежурил у «чаши». «Сволочь, — подумал он про себя, — сволочь!» И после одного глотка отполз от ручья, словно виноват был и за этот, один-единственный глоток! Он знал: где растет стланик, есть брусника. И точно. Ягод было много. Он схватил их горстью, вместе с травой и листьями, запихнул в рот. И думал, что он должен есть, чтобы дойти. Утешал себя, что не голод руководит им сейчас, а единственное желание, одна необходимость — дойти до людей и сообщить о катере.
Скоро стало темно. Всю ночь он полз. Нападая на ягоду — ел понемногу, на ручей — пил. Когда забрезжил рассвет, он оглянулся. Внизу вороненой сталью блестело море. Появились силы встать. Он подобрал палку и, опираясь, отправился дальше. С каждым шагом, однако, идти становилось труднее и труднее, обманчивое было это ощущение силы.
Рыбаков, отнесенных в море, нашли раньше, чем его. Но он знал: чтобы спасти их, он должен идти и идти…
Неформальная просьба
Анатолий Далинин сидел в президиуме отчетно-выборного собрания техникума и, переводя взгляд с одного лица на другое, мысленно просил сидящих в зале о тишине. Но комсомольцы не внимали его взгляду.
Далинин всегда с удовольствием приходил в техникум. Собрания здесь были хорошо подготовлены, не заорганизованы, всегда были незапланированные выступления и интересные предложения. Так случилось, что в этом году Анатолий неделю провел в Магадане. Вырвавшись наконец-то из обкома, он собирался приехать пораньше, но, как говорится, если уж не везет, то до конца. Сначала ему навязали инструктора ЦК комсомола, который хотел посетить собрание. Позже, у самого поселка, машина остановилась у размыва. Русло реки Олы забилось льдом, и река, повернув в сторону, погнала по дороге поток воды. Пришлось идти вверх по течению до крепкого льда, там перебираться через реку и пешком топать в поселок. На собрание чуть не опоздали.
Анатолий, конечно, не переживал бы так, если бы не этот работник Центрального Комитета. С первого взгляда вроде бы неплохой, общительный парень, но кто знает, что этот неплохой парень напишет в своем отчете. Анатолий улыбнулся, вспомнив, как Сергей, инструктор ЦК, изумлялся по дороге салатному цвету неба и красоте заснеженных сопок. Смешной он немного. Нашел чему удивляться — небу. Ну и ехал бы сюда жить. Небо как небо. Анатолий привык к нему. Он искренне любил Север, хотя никогда не говорил об этом. Родился и вырос Анатолий в поселке Ола, здесь учился, работал в совхозе. Позже стал секретарем комитета комсомола, потом заведующим отделом райкома и, наконец, первым секретарем. Закончил заочно институт. В поселке его хорошо знали, так же как и он всех. Он чувствовал себя нужным, ему нравилось идти на работу на час раньше, чтобы переброситься шуткой, поздороваться со спешащими на работу земляками…
И вот сегодня комсомольцы подводили своего первого секретаря. Собственно, они не были виноваты, и Анатолий знал это. Но какое-то чувство мучительной ревности не давало ему покоя, и он в который раз думал, что ребята могли бы вести себя спокойнее в присутствии работника ЦК.
А тут еще представитель центра, играя в демократию, сел во второй ряд президиума, и Анатолий не видит его реакции. Небось записывает в свой блокнотик разные заметочки, по которым Анатолию позже придется давать объяснения в обкоме.
В начале собрания Анатолию показалось, что все в порядке. Четко выбрали президиум. Ребята внимательно слушали доклад, в зале было тихо. Настороженные приездом инструктора ЦК, работники райкома «оказали помощь» в подготовке выступающих. Но выступления, тексты которых были заранее отпечатаны, ребята не воспринимали. Анатолий метал недобрые взгляды на второго секретаря, выделявшуюся в зале нарядной прической. Надо же, прическу сделать нашла время, а собрание подготовить не сумела! Конечно, он понимал, что Нине не хватало опыта — секретарем она работает всего месяц. Но раздражение не проходило, и он старался поймать Нинин взгляд, чтобы хоть глазами выразить ей свое отношение ко всему этому. Но Нина уже неплохо знала своего первого и, сидя прямо напротив него в зале, старательно отводила взгляд.
Директор техникума уже дважды вставала за столом президиума, призывая учащихся к тишине. Каждый раз после этого в зале на несколько минут становилось тихо, — казалось, слышно было, как шевелят своими листьями пальмы, росшие в больших бочках у стен. Но энергия, заключенная в засидевшихся на собрании юнцах, требовала выхода, и подростки начинали двигаться, ерзать на стульях, вертеться, и вот уже чья-то рука протянулась к девчоночьим косичкам. И вот уже девчонка сердито бьет обидчика по рукам, соседи, получившие отпор, смеются, и постепенно, как рокот просыпающегося поутру моря, в зале нарастает гул: выступающий чуточку повышает голос, на такую же чуточку повышается и шум в зале. Устанавливается состояние динамического равновесия — президиум и выступающие живут своей жизнью, а зал — своею. Потом директор опять стучала карандашом по графину, вставала и — все повторялось сначала: в очередной раз наступала относительная тишина, в которой, как казалось Анатолию, был слышен стук его сердца.
Анатолий снова перевел взгляд в зал. «Но ведь хорошие же ребята, просто отличные, а усидеть не могут», думал он с обидой.
Вот Пашка Курчавин — капитан сборной по баскетболу. Почти взрослый человек, а туда же, разыгрался, как мальчишка, — захватил своей ногой ноги впереди сидящего Володьки Печенегина, тоже из сборной техникума, и не отпускает. Володька уже стул скоро перевернет, но не так просто вырваться из Пашкиных лап. Анатолий вспомнил, как на Ленинском зачете больше всего вопросов задавали Пашке. Он запомнился Анатолию двумя ответами.
— Что ты сделал за год для своего совершенствования? — спросили его.
И Пашка очень серьезно ответил:
— Стал комсомольцем и научился быстро сушить грибы.
Кто-то рассмеялся ответу, а комсорг насторожилась:
— Постой, постой, ты ведь в комсомол вступил еще в прошлом году, а не в этом? Как же так? Тебя ведь про этот год спрашивают.
— Правильно! Вступал в прошлом, а комсомольцем стал в этом! — категорично заявил Пашка.
— Как это понимать? — не выдержал Анатолий.
— А так, — раздражаясь от непонятливости, пояснил Пашка, — вступал, вместе со всеми, а по- настоящему почувствовал себя комсомольцем в этом году, точнее, полгода назад.
— Расскажи, — попросил Анатолий. Но рассказал не Пашка, а ребята, наперебой.
В их поселке находится детский дом. Его воспитанники не хотят уезжать отсюда — здесь их дом, здесь директор, который многим заменил родителей. Но в поселке не хватает рабочих мест. Люди вынуждены уезжать, но всегда в день рождения директора стараются приехать. Этот день отмечают как день открытия дома. Собирается много людей, празднуют, нет-нет да и случаются разного рода нежелательные события. Вот и последний раз один из прежних выпускников на улице разбушевался, грозил разнести поселок. Выломал хороший кол и начал крушить заборы. Его пытались урезонивать, но, испугавшись страшного: «Не подходи, убью!» — отступили.
Пашка вместе со своими однокашниками дежурил в оперативном отряде. Увидев размахивающего колом и кричащего человека, пошел к нему.
Тот опять закричал: «Не подходи!» — и начал раскручивать кол над головой. Но Пашка продолжал идти.
— Куда, малец, стой! Стой, тебе говорят! — закричали из толпы.
То ли этот крик подействовал, то ли пьяный увидел, что к нему идет подросток, но, сделав по инерции два-три круга колом над головой, уронил его на землю, а сам прислонился к заборчику. Пашка
