с ним весьма сердечную переписку некоторое время. До тех пор, пока…
— Пока?
Она подается всем корпусом вперед.
Он пожимает плечами.
— Мне очень жаль, сударыня. Пока он не прибыл в Манаус, когда его письма стали…
— Да? Мистер Райдвел, вы мне об этом совсем ничего не говорили. Я вообще ни одного письма от него из Манауса не получила. Расскажите, что он вам писал, — я была бы вам очень признательна. Он не упоминал в своих письмах, хотя бы мимолетно, о какой-нибудь женщине?
Ого! Он прочищает горло.
— Нет, насколько я помню.
— Но вы говорите, его письма стали…
Она хочет, чтобы он продолжал.
Так вот, его письма стали странными, словно их писал другой человек. Он все больше и больше был одержим идеей поймать желто-черную бабочку, о которой так много рассказывал, хотя, если честно…
Он закрывает рот. Здесь не место говорить, что Эдгар сам себе морочил голову. Маловероятно, чтобы такая бабочка реально существовала — с крыльями двух разных цветов. В самом деле! Это противоречит всем законам природы — закону симметрии в мире чешуекрылых. Такая бабочка даже не сможет летать — ее крылья отличались бы и по весу, и по плотности.
Он пробует заговорить о другом;
— Многие его письма казались… бессвязными, тревожными. Будто были написаны в горячечном состоянии. Некоторые из них даже казались немного… параноидальными.
Она тянет руку ко рту.
— Параноидальными? Что это значит?
— О, ничего такого, о чем стоило бы тревожиться, — говорит он, придавая своему голосу как можно больше убедительности. — Просто он писал в своих письмах, что не имеет больше возможности рассказывать о каких-то обстоятельствах, что, по его мнению, кто-то пытается воспрепятствовать ему. Складывалось такое впечатление, что он случайно что-то выяснил и ему отчаянно хотелось поделиться этим с кем-нибудь, но он не мог. Ну разве не нелепица?
Она кивает на эти слова, и взгляд ее затуманивается, как будто она слушает его голос, находясь по другую сторону океана.
— Благодарю вас за то, что были откровенны, мистер Райдвел. Вы мне очень помогли.
— Нет, не помог. Вряд ли.
— Что сказал врач?
— Что Томас получил удар по голове и что у него, по всей вероятности, был какой-то шок.
— Ну и как вам кажется — ему уже лучше?
— Да, чуть-чуть.
Впервые она улыбается по-настоящему, а не из вежливости. Робкая, но все же улыбка.
— Думаю, это просто вопрос времени. Потихоньку, полегоньку — вы же знаете, мистер Райдвел.
Он согласно кивает.
— Понимаю.
Он думает о собственной жене — как было бы невыносимо, случись нечто подобное с ним, какую боль это причинило бы ей. С ними дома еще остались двое детей — дочь вышла замуж, а сыновья благополучно занимаются своими делами, включая юного Фрэнсиса, которого он настраивает идти по его стопам.
Нет никаких сомнений — миссис Эдгар смелая женщина.
— Еще чаю?
Она берет в руки чайник и подносит его к чашке.
— Нет, спасибо. Мне действительно пора идти. Если ваш муж…
Как ему сказать об этом?
— Мне так жаль, мистер Райдвел. Вы проделали такой путь.
Она поднимается с места и выпрямляет спину — стройная и строгая.
— Мы можем по пути к выходу пройти мимо кабинета и еще раз попробовать попасть туда.
Им не нужно пробовать — дверь слегка приоткрыта. Оттуда доносится знакомый Райдвелу запах хлороформа и нафталина, которые используются для защиты образцов от тропической влажности. Они оба медлят перед дверью, наконец миссис Эдгар поднимает руку и толкает ее. Дверь беззвучно распахивается.
Томас, ссутулившись, сидит за письменным столом. Два ящика открыты, на полу валяются тряпки и опилки. Поверхность стола усыпана карточками с бабочками, они разбросаны, как разноцветные лоскутки. В этом окружении мистер Эдгар бешено строчит что-то в своем журнале. И только когда миссис Эдгар делает шаг вперед и под ее ногой скрипят опилки, он наконец поднимает голову. Его бледное лицо неподвижно, но глаза ясные и живые.
Глава 8
Он не мог писать Софи. Да и как было сделать это? Каждый раз, когда он брал перо, его мозг слепнул, словно от яркой вспышки света, а рука дергалась и дрожала. О чем он мог писать, в конце концов? Просыпаясь по утрам, да и засыпая, он чувствовал, что Клара где-то рядом. Он ничего не собрал, вместо этого бродил по улицам Манауса, в духоте, вдоль береговой линии с плавающими пристанями, которые то поднимались, то опускались из-за дождя. В лес он углублялся всего на несколько ярдов. Бабочек здесь было совсем немного по сравнению с тем, что он наблюдал в лесах вокруг Белема и Сантарема, а может, он просто не замечал их, когда бродил, согнув плечи и опустив глаза, занятый своими мыслями. Хотя нет — Эрни и Джордж тоже жаловались, что ничего нового здесь нет и надо ходить очень далеко за свежими образцами. Впрочем, малое количество насекомых означало также передышку от москитов, которые изводили их на Амазонке, — но, пожалуй, это было единственным утешением.
Томас избегал разговоров с Кларой, и она не стремилась к этому. Каждый вечер она сидела за столом рядом с Джоном Гитченсом, и большую часть времени они обычно вели содержательные беседы. Джон, единственный из всех, был доволен своими результатами по сбору материалов в ближайших окрестностях. На Риу-Негру лиственный массив отличался, и если в районе главной реки преобладали высокие пальмы, то здесь редкие пальмы джара едва ли были характерны для местного пейзажа. Сантос поглядывал на них с одобрением — парочка, несомненно, говорила о ботанике, — он поддерживал увлечение своей жены. В первый вечер она подняла глаза на Томаса только однажды, но этот взгляд на несколько секунд ослепил его. Он очень надеялся, что другие этого не заметили. Когда никто не смотрел в его сторону, он провожал ее глазами, пытаясь совместить образ той бабочки — такой подвижной и изящной — с женщиной, которая была перед ним. Он уговаривал сам себя, что ошибается, но в глубине души знал, что нет. У нее необычная внешность — нельзя сказать, что она была красавицей в привычном понимании этого слова: невысокая, но полногрудая и широкобедрая, со слишком большими глазами и слишком маленькими носом и подбородком. Она ходила, слегка раскачиваясь, как старушка, хотя на вид Томас не дал бы ей больше тридцати пяти.
На четвертый день во время ужина Эрни высказал вслух то, что было на уме у всех.
— Мы великолепно провели здесь время, сэр, но пришли к общему мнению, что нам всем хотелось бы двигаться дальше. Если вы с этим согласны.
Сантос, набивший рот едой, проглотил ее, не разжевывая, и закивал.
— Разумеется, — произнес он, затем прочистил горло. — Простите. Да, я и сам как раз собирался предложить вам то же самое. Я заметил, вы меньше собрали за это время, чем я ожидал.
— Сказать по правде, сэр, — сказал Джордж, — в этих местах водится не так много образцов, как в Белеме или даже в Сантареме. А насекомых и вообще почти нет.
— Понимаю. Мистер Эдгар? А как обстоит дело с вашими драгоценными чешуекрылыми — также?
Томас кивнул.
